– Вы делаете мне больно, – пролепетала девушка.
Насколько я мог об этом судить, она была нетронутой или, во всяком случае, нечасто подвергалась домогательствам мужчин. Я чувствовал, что мои ласки нравятся ей и даже очень и что она потихоньку уступает мне. В конце концов, я убедил её избавиться от нижней юбки и штанишек. Она уступила, но при том условии, что я не стану за ней подсматривать. Я согласился. Она сбросила на пол юбку, сняла корсаж и осталась стоять передо мной в нижней юбке и корсете. На ней была сорочка из тонкого льняного батиста, подхваченная вишневыми лентами. Я наслаждался созерцанием возлюбленной, наконец-то отдававшейся в мою власть таким образом. Я пожирал глазами её голые плечи; розовые соски, тугие и сверкающие моей слюной; и пышные комки черных волос в подмышках.
Она согласилась расстаться с нижней юбкой и, когда я откинулся на спинку дивана, прикрыла мне глаза своей нежной, прохладной ладошкой, а другой рукой тем временем расстегнула все, пока не оказалась в одной сорочке. Приближаться к постели она не хотела и всячески пыталась отбиться от меня. Нет, она не позволит мне притронуться к себе до тех пор, пока я не задерну шторы. Мы оказались в темноте. Я усадил Лилиан в шезлонг и, опустившись на колени, попытался раздвинуть её бедра и поцеловать мшистую расщелинку. Она же попыталась обеими руками меня оттолкнуть.
– Вы делаете мне больно! – снова сказала она, однако я лизал её, не жалея сил, и, ощущая теплоту моего рта, она слегка приоткрыла бедра, так что мне все же удалось осуществить задуманное. Сделать это было непросто, поскольку она извивалась, мило повизгивала и отказывалась держать ноги разведенными надлежащим образом. Однако выбить меня из колеи было не менее сложно. Я находился в неудобной позе. Шею ломило. Кроме того, в комнате было жарко, и тем не менее я продолжал деловито лизать, сосать и потеть, так что член мой, тучнея от желания, уже выделял из пылающего кончика капли мужской эссенции.
Я совершенно уверен в том, что она испытала ощущение сладострастия, о чем мог судить по дрожи, овладевшей на какое-то мгновение её телом, и по специфическому привкусу, в котором я не мог обознаться. Наконец, она оттолкнула мою голову. Я поднялся на ноги, весьма довольный тем, что ускользнул из заточения её нежных бедер. Я извлек носовой платок, вытер губы и, повернувшись в девушке, по-прежнему неподвижно и молча возлежавшей в шезлонге, без лишних церемоний набросился на неё. Я вложил конец моего разбухшего орудия между волосатыми губками её нижнего ротика и, позабыв о всякой предосторожности, двинулся напролом. Она взвизгнула и отринула меня. Я попытался занять прежнее положение, однако не смог. Она была девственницей; сомневаться в этом не приходилось.