Этой негромкой речи ребята удивились не меньше, чем неожиданному появлению физрука. Тимыч, школьный сторож, одинокий и неразговорчивый, бомжеватого вида Тимыч, знает недавно пришедшего в их школу физрука?! Вот это номер!
– Я-то тебя знаю, Тимофей Тимофеевич. И ты меня тоже. Так чего же это за моей спиной, втихаря такое дело замутили? А? себя подставляешь, ладно, у тебя, если что, еще пенсия. А обо мне подумал? Если Лисицина узнает, чем вы тут занимаетесь, живо лавочку прикроет, и меня с превеликим удовольствием погонит взашей. Ей и так не нравится, что я выбил у директора разрешение на проведение тренировок. А тут такая партизанщина.
Ребята слушали наставников, раскрыв рты. Вот это да, знакомство у них, по всему видно, близкое. Только почему-то они не афишировали его. Никто об их знакомстве не знал. Потому что, если знает один, через пару дней будет знать вся школа, у них в Языково всегда так.
Но как на это реагировать, Венька с Алексом не знали. Тим Тимыч, конечно, заступился, но Волков правильно говорит, если Патрикеевна узнает, никому не поздоровится.
– Валентин Игоревич, ну, правда, не ругайте нас… Мы же сколько просили, чтобы тренировок побольше было. А то такая толпа народа, мы ж не успеваем мечи в руках подержать… Ну, давайте что-нибудь придумаем, а? Может, нам в пещере тренироваться?
– В какой еще пещере, ты что несешь, Колобов?
– У нас в лесу есть пещера. Там, почти у самого входа, вроде зала небольшого, и свод высокий. Места вполне достаточно. Факелы зажжем, и светло будет. И вы нас можете тренировать. Ну, или Тимыч…. – Венька уже загорелся идеей.
Но увидев, что физрук не поддерживает его, сник, и заговорил уже тише:
– А то все трубят: для детей, все для детей, только делом занимайтесь, а сами… Эх! Ну, ладно, только не ругайте Тимыча.
Но в этот момент порыв ветра с силой дунул в окно, так, что стекла зазвенели. Пророкотал гром, а лампы вдруг загорелись ярче. Это яркое сияние длилось несколько секунд, а потом все лампы разом потухли. И гром, на этот раз оглушительный, раздался снова. Спортзал погрузился в кромешную тьму. С улицы не проникало ни капельки света.