Мама схватила свободной рукой стакан и попыталась влить жижу в меня. Я почему-то подумала, что меня сейчас стошнит, видимо окончательно потерявшись в боли, страхе и стоявшей по всему дому вони.
Я уже не думала, действовала на рефлексах. Из последних сил вытянула ногу вперед и резко ударила то, что когда-то было моей мамой в раздутый живот.
Раздался жуткий, булькающий звук. Живот (или что это такое) пришел в движение и заколыхался. Мама отступила на пару шагов, и упала, выблевывая на доски пола черную жижу. А я, воспользовавшись тем, что ей явно не до меня, сорвалась с места и побежала вперед.
Я выскочила из дома. Куда бежать? Челюсть горела огнем, легкие горели, меня с головой накрыла паника.
Впервые за то время, что мы жили в этом доме, я кинулась стучать в двери соседских домов. И мне открывали.
Только теперь, глядя в рыбьи, пустые глаза местных жителей, до меня постепенно доходило, что за целый месяц я ни разу не видела никого из них! Никто не выходил на работу по утрам. Никто не закупался в местном супермаркете по купонам. Дети не играли на площадке.
И теперь я понимала почему. Они все были как мама. Монстрами. Мертвецами. Утопленниками.
Я снова бежала, теперь уже от целой толпы монстров. Спасения не было, только надежда, и та очень слабая. Надежда на чудо.
Я думала, что меня спасает их медлительность. Они явно были медленнее, чем я – меня гнал адреналин, а их тяжелые, раздутые животы мешали им бежать.
Я думала.
Я слишком поздно поняла, что они умнее, чем кажутся. Умнее, чем моя мать, или то, что в ней живет. Она действовала силой, а эти…
Пока я убегала, в надежде на спасение, они загоняли меня. Как скот. Как того барашка, которого надо принести в жертву.
Прямо к водонапорной башне. Той самой, которая единственная на всю округу раздавала воду во все дома. Ну, конечно, где же еще базироваться главному монстру, как не в месте, откуда получает воду весь пригород!
У меня не было вариантов. Или наверх, к самой макушке башни – или оставаться внизу и фактически отдать себя в руки тварей. Они окружили башню, перекрыли мне все пути к отступлению, и уже тянули свои белые, похожие на дохлых рыб руки.
А моя мама – то, что от нее осталось – стояла в первом ряду и улыбаясь черным, испачканным жижей ртом, протягивала мне руку.
Я выбрала лезть. И максимально быстро, насколько мне позволяли влажные ржавые перекладины башни, устремилась наверх.