И ещё из истории про другие края.
Как известно, Архангельская губерния, также, как и почти вся Сибирь, были свободны от крепостного права. Таких губерний, без крепостного права, было совсем мало в России, но Архангельская была в их числе. Однако в эту губернию приезжали именитые люди (офицерство, помещики и прочие зажиточные и служилые люди) из мест с разрешённым крепостным правом для получения очередных чинов и званий. Приезжали они вместе со своим имуществом, в том числе и крепостными, как собственностью, которую, конечно, никто и не освобождал от крепостничества, даже при переезде в свободную от крепостничества зону. Таким образом, можно предположить, что Чекалины и в Архангельскую-то губернию попали откуда-то из других мест, вместе со своим собственником, изъявившим желание повыситься в чине или звании, а то и получить ещё какие-нибудь для себя блага от государства.
Вообще крепостное право появилось практически с конца XVI в., во время царствования умственно отсталого святого Феодора I Иоанновича, сына Иоанна Грозного, последнего, как говорилось выше, из Рюриковичей, к которому был приставлен опекуном совсем даже не придурковатый шурин Феодора, Борис Годунов. (Борис Годунов стал шурином Феодора Иоанновича в 1580 г.) Вот Годунов и издал указ 24 ноября 1597 г. о запрещении перехода крестьян с места на место, от одного землевладельца к другому. В то время землю давали служилым людям с расчётом дальнейшего заселения в основном степных дач в междуречьях Оки и Дона. Невозделанный степной чернозём находился по верхней Оке, верхнему Дону и по обе стороны средней Волги. Существовало правило: «кто служит, тот должен иметь землю» или «кто владеет землёй, тот должен служить». Надо полагать, что крепостное право появилось впервые именно в степной зоне России.
Примерно через сто лет была предпринята попытка в виде несостоявшейся реформы освобождения крестьян и наделения их землёй. Такую реформу хотел предложить, как отмечают историки, князь Василий Васильевич Голицын (1643 – 1714) во времена правления Софьи, дочери царя Алексея Михайловича и сестры Петра I. Разговоры об этом шли, но дальше дело не пошло, побоялись возможного боярского бунта. А при том, неустойчивом в то время положении Софьи, это могло повлиять на ускорение её свержения с трона. И без этого хватало забот, чтобы удержаться на троне.