Багор промычал что-то нечленораздельное и ускорил темп.
– А что было дальше, помнишь?
Мастерс засипел и заворочался в кресле.
– А дальше, – наклонился к его уху Викентьев, – на четвертый день, когда понаехали со всего мира телевизионщики с топ-блоггерами, твои мрази вывели этих школьниц на крыльцо. Туда, где за оградой стояли их родители и репортеры с камерами. Поставили их в ряд. И каждой перерезали горло. Всем двенадцати. – Викентьев схватил Мастерса за седую шевелюру. – Смотри!
Багор рычал, двигаясь все быстрее и быстрее. Когда тело девчонки начало мелко сотрясаться, он намотал ее волосы на кулак, притянул к себе, заставив задрать голову и выгнуть спину, выхватил с пояса армейский нож и стремительным движением вскрыл ей горло.
Кровь потоком хлынула на стол, заливая все вокруг.
Багор отскочил в сторону, оправляясь.
Девчонка, хрипя, медленно сползла на пол, несколько раз дернулась и затихла.
Мастерс взвыл, содрогаясь.
– Я тоже там был, – сказал Викентьев. – Тоже стоял у ограды и смотрел, как убивают мою дочь. Теперь ты знаешь, что мы тогда чувствовали.
– Ты ответишь за это, вонючий кусок дерьма, – прошептал Мастерс.
– Конечно, – сказал Викентьев. – Конечно, отвечу. За все надо платить. Вот ты уже заплатил. – Он потрепал Мастерса по плечу и повернулся к спецназовцам. – Забирайте эту падаль и грузите в машину. Двое со мной.
Он двинулся к выходу.
– Я вынужден буду сообщить о том, что произошло, – сказал Антон.
Викентьев широко улыбнулся.
– Разумеется. Сколько угодно.
– Я вам безусловно сочувствую, но мы не должны поступать так.
Викентьев подошел к нему вплотную. В его глазах плескалась ненависть.
– Помнишь, как просрали первую украинскую войну? Бесконечные режимы тишины, беречь мирняк, не трогать казармы. Протянули время, дали нацистским выблядкам перегруппироваться, накопить силы. А мирняк потом в спину стрелял из каждой подворотни. Слава богу, хватило мозгов больше так не ошибаться. Так что можешь засунуть свое сочувствие и свой гуманизм в жопу и валить куда подальше. Твоя работа здесь все равно закончена.
Он пинком распахнул дверь, прошел бесконечными коридорами, не видя ничего вокруг, и вышел наружу.
На площадке перед виллой крутил лопастями остроносый черный вертолет с желтой греческой буквой «сигма» на боку.
Худой, высокий человек в черном костюме, опираясь на трость, шагнул к Викентьеву. Толстые складки на лысом черепе делали его похожим на бойцового пса.