– Где ты откопал такую хозяйку, – с завистью спрашивали у Михаила сослуживцы, когда в выходные дни он вскапывал яблони и окучивал кусты картошки.
Потупившись, он улыбался, потом втыкал лопату поодаль, отряхивал руки и, гордо вскинув голову, отвечал:
– Места надо знать!
Об устройстве на работу Шура пока не хотела и думать – ее работой был дом, который нужно было раз и навсегда превратить в гнездо, где поселились бы следующие дети и будущие внуки.
От радости вне себя была и Люда. Того, что предлагала Москва она никогда не увидела бы в своей далекой деревне. Она была горда за мать, и когда с липкими от леденцов губами втроем они возвращалась с Красной Площади или из Парка Культуры, едва держась на ногах от каруселей, слово «папа» было для нее естественным, как выдох.
– Хочу сделать тебе бесценный подарок, – однажды сказал Михаил жене.
Шура закрыла глаза и вообразила, что, открыв их, увидит красные туфли-лодочки или, по крайней мере, газовый полиэстеровый пестрый платок.
– Я хочу сделать так, чтобы ты жила долго. Дольше меня, – сказал он, – и знаю, как это сделать. Возможно это главное, что ты узнаешь о жизни, когда меня уже рядом не будет.
– Да что же ты говоришь-то такое. Не хочу я, нет, мне не надо!
– Прошу. Ты должна послушать, я все рассчитал. Всего и нужно, что справлять твой день рождения на семь дней раньше положенного срока.
– И что же это будет за день?
– К твоему семнадцатому апреля по старому с 18-ого года прибавляют 13. Так?
– Так.
– И получается – 30 апреля – твой день. Теперь из 30-ти вычитаем 7, получаем 23…
– 23 апреля? Хорошо, если тебе так нужно, то я согласна, – сказала, немного расстроившись, Шура, и на следующий день купила себе туфли сама.
Так душа в душу провели они целый год. Ни тени намека на семейные ссоры не прошло мимо их благополучного дома и потому постель, как это водилось у соседей, не то что не мирила их, а напротив являлась благодарным завершением одного дня и счастливым началом другого. Но через год Михаил не на шутку забеспокоился. Ему исполнилось уже 37, тридцать четвертый год шел Шуре, но забеременеть у нее никак не получалось. Несколько дней Михаил сам не свой возвращался с работы, ничего не ел, первый ложился в постель лицом к бревенчатой стенке и как убитый засыпал до утра.
– Да что с тобой? – спросила, наконец, Шура.