Дома у меня было несколько простых платьев без корсета и платьев из муслина. Две пары обуви. Сандалии и ботинки на шнурках. Несколько блузок и домотканых юбок. Мы с Витторией часто делились одеждой, чтобы наш скудный гардероб казался больше, чем был на самом деле.
Одежда в этом шкафу сильно отличалась от той, что я видела в мире смертных. Она была не просто смелой по стилю, но и изрядно оголяла кожу. Она была яркого цвета, с детальной и причудливой вышивкой. Я глубоко вздохнула и снова открыла шкаф. Нижняя часть шкафа была уставлена обувью всей палитры темных оттенков от тапочек и туфель на маленьком каблуке до сапог. Черный, уголь, темно-бордовый, золотой, и даже темно-фиолетовый и серебристый. Ленты, кружево, кожа. Платья с экзотическими и фантастическими принтами, с образами шипов, змей, цветов, фруктов, и с тканями, сверкающими настолько, что могли бы соперничать с ночным небом. Шелк, шифон, бархат и что-то настолько мягкое и пушистое, что мне захотелось прислонить их к своей щеке.
Кашемир оживил полузабытые воспоминания. Маленькая хижина глубоко в замерзшем лесу; столб серебряного дыма, тянущийся в небо. Шепоты и котлы и… бабушка тогда подарила нам с Витторией кашемировые перчатки, это было, когда мы однажды навещали ее подругу в северной Италии. Тогда мне очень понравился этот материал, а сейчас я была просто влюблена в него. Я вытянула бледное лилово-серое платье и тяжело сглотнула.
«Ой».
В Аду в моде были более откровенные наряды, чем в моем мире. Это платье облегало словно перчатки, и едва прикрывало середину бедра. В лучшем случае. Оно, пожалуй, самый непристойный предмет одежды, который я когда-либо встречала, даже короче тех халатиков, что носят представительницы древней профессии, трудящиеся в увеселительных заведениях. Мне стало интересно, каково это – уверенно владеть своим телом и чувственностью, не извиняясь и не тушуясь ни перед кем.
Внезапно я представила, что надела это платье, чтобы вступить в схватку с демоном, который его выбрал…
…его глаза бы потемнели, когда он медленно и свирепо прошелся бы по мне взглядом, заставляя мою кровь закипать. Я бы повалила его на ближайшую твердую поверхность, пока он, затаив дыхание, обдумывал свой следующий шаг, сжимая мягкую ткань на моих бедрах своими пальцами. Возможно, на его губах красовалась бы насмешка, дразнящая меня, когда бы он продумывал разные способы получить от меня удовольствие. Он бы шептал всевозможные грязные обещания, разгорячив меня до основания, вместо того, чтобы поразить меня. Я бы наклонилась и закусила его нижнюю губу в знак предупреждения и мольбы. Я бы с радостью сообщила ему, что больше не боюсь своей страсти, и не желаю отрицать себя. Стыд – последнее, что я чувствовала, когда он был рядом.