Кузьма Степанович был немолод и сильно побит жизнью, отчего счастье представлял точно и довольно скромно. Окончательное блаженство требовало, прежде всего, собственного уютного домика в небольшом городе, желательно уездном, при доме непременно сад с яблонями и вишнями, кустами малины, крыжовника и смородины. Кроме того, для счастья требовалась жена, почему-то непременно вдова, добрая женщина и умелая кухарка. Кузьма Степанович с подробностями мечтал о пирогах с визигой, луком, яйцом, вишнями и яблоками, рюмочке водки перед обильным ужином на веранде, дымящейся кастрюле со щами. Саму жену представлял очень смутно: только казалось отчего-то, что у нее непременно будут полные белые руки и заманчивая складочка на шее. Присутствовал в мечтах, совсем уже робких, сын, крепкий озорной мальчишка, которого он научит рыцарству, храбрости, верности и еще почему-то французскому языку и верховой езде, хотя в последних дисциплинах сам Кузьма Степанович не слишком блистал. А уж следом за семейными мечтами виднелся аккуратный мундир с Георгиевским крестом, который он наденет в праздничный день, и неторопливая прогулка через весь город в церковь – с поклонами, обстоятельными приветствиями, краткими обменами дружелюбными фразами.
Свистулькин никогда прежде не бывал в Петербурге – блистательный лоск столицы огненно поразил и покорил его. Он непрестанно восхищался всем подряд: широтой и прямизной проспектов, роскошью витрин, красотой дворцов, мощью Невы. «В Европе такого не сыщешь, и не ищи, – убеждал всех Кузьма Степанович, – нечего и сравнивать».
Представление о Европе у него полностью сформировалось за время суворовского похода: на марше и в осадах он видел десяток австрийских и итальянских городов. Честно сказать, патриотизм в наблюдениях несколько опережал факты.
«Взять хоть реки. Это ж не реки у них, а ручьи по нашему-то счету. Разве Дунай, – на этих словах Свистулькин кривился, словно откусил что-нибудь кислое, – да и тот пустяк против Невы, не говоря о Волге или Днепре. А кирхи их с нашими церквями нечего и сравнивать. Разве в Милане выстроена серьезного габариту, но и та в половину Петропавловки, а по красоте никакого сравнения».
Кузьма Степанович снял комнатушку на третьем, последнем тогда этаже доходного дома на углу Литейного и Невского проспекта