Струна больше меня не душит. Я отбрасываю её и делаю вдох. Сердце выпрыгивает из груди. Чёрная пелена отступает, не успев забрать меня на тот свет.
Я захожусь от кашля, согнувшись в три погибели, и оседаю на землю, пытаясь вспомнить «как дышать». На шее остался след от удавки – глубокая тонкая борозда, которая посинеет со временем, но разойдётся. Я чувствую её касаясь пальцами.
Тело понемногу приходит в себя, предсмертная адреналиновая эйфория сменяется облегчением. Но инстинкт выживания не оставляет в покое, он вопит в голове и безумствует, снова заставляя меня напрячься. Я вспоминаю об опасности, о которой на минуту забыл. Сейчас всё решают мгновения – кто останется жить, а кого запишут в покойники. Убийца скоро придёт в себя.
Такой не дрогнет, не остановится и не попросит пощады. Не отстанет и не отступится, пока не доведёт начатое до конца. Он прикончит меня, если я не прикончу его первым. Таков закон выживания – прописная истина для хищников и овец в этом гнусном плотоядном мире. И я не забываю о ней. Заставляю себя подняться, чтобы покончить с подонком.
Сквозь его пальцы стекает кровь. Он держится за лицо и корчится, зажав ладонью глазницу. Как будто это поможет вернуть ему глаз, вытекший наружу из полости в черепе, как сырое яйцо из разбившейся скорлупы.
Убийца тоже забывает про боль, как только вспоминает о невыполненном заказе. Вторая его рука тянется к карману, чтобы достать оружие.
Он вынимает ствол и почти успевает направить. Я бью ногой ему в лицо – пыром, на силу, как будто прикладываюсь по мячу – как учил в детстве тренер из футбольной школы. Голова убийцы откидывается и с глухим стуком разбивается о твердь асфальта. Разлетаются кровавые брызги. Выбитый из руки ствол, цокая, прыгает по земле.
Я снова и снова бью, пытаясь попасть в подонка. Он вопит во всю глотку и закрывает руками голову. В моём мозгу застряла остервенелая мысль: «Я должен его прикончить!»
Вот только попасть как следует не могу. Нога в тяжёлом ботинке каждый раз пролетает мимо, а если попадает в цель, то вскользь, через блоки и не серьёзно. Я бью второпях, а ботинок не достаточно твёрд, чтобы проломить голову и вышибить наружу мозги. Человеческий череп необычайно крепок, я не раз убеждался в этом, шлепки и затрещины ему не страшны.
Я останавливаюсь и лихорадочно соображаю. Мой загнанный взгляд блуждает по сторонам, ища, чем ударить как следует.