Я пытаюсь осмыслить только что услышанное. Как такое может быть?
– Тишина между звуками – это душа музыки, и именно это делает ее приятной для слуха. Без этой тишины все звучало бы как один протяжный и неясный звук.
Снова вслушиваюсь в слова песни, уже иногда угадываю текст, который будет позже..
– Ты знаешь, что в твои годы, в десять лет, я уже убежал из дома? – вдруг спрашивает он.
Я уже слышал это много раз. Меня не интересует. Я буду продолжать смотреть на него, не двигаясь, может быть, ему надоест, и он, наконец, уснет.
– Возможно, у тебя дерьмовый папа, но у меня и такого не было, – говорит он.
Эта фраза тоже давно знакома. Не правда. Лучше без отца, чем с пьющим отцом.
– Ты знаешь, как зовут твоего отца?
Я киваю.
– Моего тоже звали Иосеф, как и меня. И знаешь почему? – спрашивает он и достает сигарету.
Повисла такая тишина, что, кажется, будто я слышу, как тлеет уголек его сигареты. Он смотрит на меня, не отрываясь. Я использую возможность и выпаливаю первое, что приходит в голову, прежде чем он поймет, что я намеренно стараюсь молчать.
– Почему, папа?
– Меня назвали Иосеф, в честь моего отца. Он умер незадолго до моего рождения. Он очень хотел быть рядом в этот день, но погиб по дороге, в автокатастрофе. Это произошло из-за меня. – Его голос сорвался.
Я бы не стал возражать против его исчезновения из моей жизни. Мне даже все равно, как это произойдет. С тех пор, как он пришел домой… мне плохо… и зачем только он вернулся? Оставался бы там, на Украине. Интересно, есть ли в мире еще такие дети, как я? Когда я уже вырасту? Поскорее бы покинуть этот дом, уехать подальше отсюда.
– Слушай… – Он смотрит на меня и пытается переставить иголку на прежнее место – тот самый ряд на пластинке. Но рука соскальзывает, он не может точно прицелиться. Игла попадает в конец предыдущей песни. Он уже сильно пьян, рука дрожит. Из динамика исходит дребезжащий звук иглы. Когда он пойдет спать? У меня болит спина… – Ты знаешь, что есть песни, которые идут от души человека, а есть песни, которые идут в душу. Вот, послушай…
Как только начинает играть песня, он замолкает. Вот снова часть песни, которую едва слышно. Я с интересом наблюдаю за театральным выражением его лица, его полу наклон уха к динамику, в желании услышать тихое начало: звуки фортепиано. Некоторое время он будет молчать. Какое счастье, что придумали такое вступление.