– Про нас анекдоты будут рассказывать? – смутился Малахай.
– И анекдоты будут, и пьесы будут, и даже художественный фильм снимут, – несло отца, – в четырех сериях. Непременно в четырех. Представь, – отец вскочил на ноги, вытянул руку вперед и закатил глаза, будто действительно прозревая наступившее будущее, – какие перспективы: молоко льется рекой, поля цветут, комбайны носятся, солома соломится, сено сенится; сок березовый по весне хлещет струей, будто вода из пожарного брандспойта; куры несутся по пятку яиц в день. Лепота, картина маслом и всеобщая пейзанская пастораль и явная благодать с растворенным в воздусях полным благолепием. Практически палаты царские белокаменные, чертоги райские. Почти что на Марсе яблони цветут, почти Рио-де-Жанейро, почти коммунизм в отдельно взятой деревне. И корреспонденты роятся, как мухи над коровьим навозом. Даже иностранные прибудут взять у нас интервью. Лепота! И ты, такой в белых штанах и фуражке, мужественный, обветренный и загорелый, как штурман дальнего плавания.
– Почему не капитан?
– Потому, что капитаном буду я. Не перебивай меня необдуманно и поспешно, а внимательно слушай, внимай мне, не отвлекаясь на суетную мелочность повседневной обыденности, вопросы потом, если они у тебя еще останутся после моего подробного и исчерпывающего доклада. Тут ведь главное не кто капитан, а кто боцман…
– Штурман?
– Сказал же, не перебивай! Штурман, боцман, кок, юнга – какая разница?! Тут главное – похлопал себя по животу, – профессиональное общее руководство, на которое ты, к счастью, не способен.
Снова разлил водку по стаканам.
– Тост: я пью до дна за тех, кто утки. Кто правосудье несет, за тех, кому повезет. И если цель одна – навести порядок, то тот, кто не струсил и плащ свой не бросил, тот бросит ружье и всплывет! Вздрогнули! Отряд не заметил потери бойца и вторую бутылку допил до конца, – необычайно щедрый отец достал вторую бутылку.
– Ты еще здесь? – повернулся отец ко мне. – Когда работу поручаешь идиоту, не жди, что сделает он хорошо работу, – папаша подмигнул Малахаю.
– Иду.
– Вперед и с песней. Хлеба отрежь тоже, – донеслось в спину указание. – А то пошлешь этого дурака за салом, так он одно сало и принесет, – пояснил папаша собутыльнику свою глубокую мысль.
Я принес сало и хлеб, они допили вторую отцовскую бутылку.