Малыш ухаживал несколько недель за вороном, пряча его по разным углам, и настолько сильно привязался к нему, что птица стала его верным другом, единственным слушателем. Он беседовал с ней пока кормил с ладони, наблюдал, гладил кончиками пальцев ее перышки. Он представлял, как, наверное, замечательно быть птицей, парить там высоко в небесах, вдали от этого мира, быть свободным и лететь за ветром покуда хватит сил…
…Огромная грубая рука сжала ворона, словно в тиски, что вырваться и даже трепыхаться не было возможности. Птица каркнула от недовольства и крутила головой, пытаясь достать своим клювом до пальцев, сдавливающих ее. Малыш замер в испуге, увидев беспомощную птицу, комок подкатил к горлу, грудь сдавило еще сильней, в глазах отражалась мольба, рот приоткрылся, но слова застыли.
– У нас нет сердца и нет жалости! Ты должен быть, как сталь! Иначе наши враги нас уничтожат! – рычал Лорд.
Он вынул меч, вытянул руку, в которой сжимал ворона, и со всего маха отрубил тому голову.
– Нет! – завизжал малыш.
Перед глазами все потемнело, видение исчезло, вокруг темнота и только стук сердца отдает в ушах и слышно, тяжелое дыхание от волнения.
Он открыл глаза и увидел перед собой ангела. Ее зеленые, словно изумруды глаза, горели огнем жизни, и столько в них было тепла, добра и еще любовь, что струилась, вырываясь наружу, и была вполне осязаема. Золотистые локоны волнами ниспадали на плечи, нежно обрамляя ее прекрасное лицо, придавая сияние нежной серебристой коже. Губы словно лепестки розы застыли в улыбке. Она вся сияла.
– Я люблю тебя! – произнёс ангел и начал таять в белом сиянии…»
– Стой!! – закричал Хал, протягивая руку к ней, но она растворилась, и он снова открыл глаза.
Его покои освещал свет от свечей, горевших возле кровати. Над ним склонилась Триана встревоженная его эмоциональным пробуждением, и внимательно разглядывала. Он несколько раз моргнул, смотря на нее. Все тот же образ из ведения, но он изменился. Теперь глаза, как черные бусинки у ворона, серьезно всматривались в него, черные блестящие волосы обрамляли лицо и все та же сияющая серебром кожа, но только теперь отдающая холодом. «– Что я наделал!» – промелькнула мысль и он тут же её отогнал, закрыл глаза и пытался ни о чем не думать. Грудь уже не горела огнем, но чувствовался дискомфорт, теперь горела его душа, и с этим нужно было что-то делать. Триана не проронив ни слова, тихо сидела рядом. Он молчал, погруженный в себя пока снова не уснул. Еще одна ночь прошла, словно в бреду.