– Тсссс. Что не так?
– Не цыкай на меня!
– Извини. Она тебе не нравится?
– Нравится?! – выплюнула Ева, снова немного громковато. – Я надеюсь, она подавится моим манговым тартом!
Чеймберс немного опешил… а затем слегка занервничал:
– Ей не очень нравится манго… или тарты.
Уронив красиво украшенную тарелку в раковину, она ударила его по руке.
– Аййй!
– Почему ты за меня не заступился?
– Я даже не слышал, что она сказала!
– Потому что ты витал в облаках… как всегда, – фыркнула она.
– Послушай, – начал Чеймберс, – мама просто… немного старомодна. Она очень гордится своими ганскими корнями и тем, что она британка.
– И ей не нравится, что ты распыляешься на какую-то ямо?[5]
– Я этого не говорил, – вздохнул Чеймберс.
– Тебе и не надо было… А что будет с нашими детьми? Она и к ним будет так относиться?
Чеймберс выглядел потрясенным:
– Ты… Ты что?..
– А что, если я скажу да? – произнесла Ева, скрестив руки на груди.
– Я бы сказал… что это замечательно.
– Ну, это не так.
– О, господи боже! Слава богу! – вздохнул он, прислоняя руку к груди.
Она улыбнулась:
– Что с тобой происходит? Что-то случилось по делу сегодня?
Чеймберс взглянул на другой конец комнаты, чтобы убедиться, что лицо его матери все еще, как и прежде, выражало смесь скуки, отвращения и гнева на одноэтажность их жилого помещения.
– Кровь и волосы, которые я добыл с веревки, не совпали с таковыми от нашей жертвы… ни от одной из наших жертв.
– Но это все же кровь и волосы. Что они там делали?
– Что они там делают? – согласился Чейберс.
– Давай поговорим об этом позже, – сказала Ева, пожимая его кровоточащую руку. – Просто сначала помоги мне это пережить. Ты мне нужен.
На следующее утро Чеймберс проковылял в свой кабинет, так как запасная кровать явно встала на сторону Евы в споре. Пропуская любезности, он махнул Винтеру следовать за ним в комнату для совещаний, закрыл дверь и лег со стоном облегчения.
Винтер невозмутимо достал свой блокнот и сел на полу возле него, поднимая взгляд к запятнанным плиткам на потолке.
– Как кто-то умудрился пролить там кофе? – спросил он.
– Босс выплеснул его на кого-то, кто ему не понравился.
– На кого?
– На меня.
– А. Немного смахивает на «Тысячелетнего сокола», – сказал он, с прищуром разглядывая его.
– А я думал, на лезвие топора, – сказал Чеймберс. – Но как потенциальному детективу по расследованию убийств хорошо знать, где ваша голова. Итак, какое у Роберта Коутса алиби на ночь первого убийства?