Такая правда жизни, как неожиданный удар «под дых», впервые пошатнула еще зыбкие основания его души. Он как волчонок, которого силой тащат из логова, сопротивлялся, то скуля, то щеря еще не выросшие клыки; царапался и кусался в бессильной ярости. Именно тогда он узнал как несправедливо устроен мир, его душила обида за бабушкины слезы и больно было сознавать, что не смог ее защитить, что он ее предал.
Ему пришлось перенастраивать себя, привыкать к новому укладу жизни, принуждать свой язык произносить такие, казалось бы, естественные для ребенка, слова, как – мама, папа. Обращаться к родителям на Вы. Поскольку говорил он только по-казахски, родители старались говорить с ним на родном языке и пояснять уже на русском. Благо по профессии мама была «учителем русского языка и литературы в казахской школе». Все свободное от работы и домашних забот время, она занималась с ним, обучая грамоте и чтению на русском языке.
Видя это, старшие братья-погодки, стали всячески проявлять к нему ревность. В общем то они понимали родную речь, но предпочитали говорить по-русски. Малыш, не зная хорошо по-русски, догадывался что они это делают специально, чтобы посмеяться над ним. Тогда он набрасывался на них, хватал за грудки и просто вытряхивал из них правду на казахском.
Если им удавалось убежать от него, тогда он выкрикивал им в след всяческие казахские обзывалки и ругательства, которых они никогда раньше и не слышали. Те бежали к матери с жалобами на младшего, и с любопытством узнать, что же означают эти слова. Мать, конечно, наказывала старших, а младшему строго внушала, впредь, не применять в общении обидных выражений и ругани.
Вообще в казахских семьях субординация старшинства непререкаема. Но в нашем случае братская субординация выстраивалась не сразу. Старшие, помнили тот варварский террор малолетки, который приходя к ним в гости, бесцеремонно забирал их игрушки, трогал их вещи, залазил в их карманы, или оттягивал резинки шаровар на голенях, проверяя нет ли там чего-нибудь вкусного. И даже если они успевали засунуть в рот последнюю конфетку, малыш без всякого смущения совал туда свои пальцы и выудив ее, победоносно клал себе за щеку.
Это был бесхитростный, прямолинейный маленький дикарь, который услышав хоть какую-то похвалу или поддержку, готов был в лепешку расшибиться, но оправдать это доверие. Бабушка, потешаясь такими сценами, шутливо говорила по-казахски: