– Желаешь проявить доброту?
Он обернулся резко, порывисто, заставляя отшатнуться, зажимая рот ладошкой. Разогревшееся кольцо обжигало губы, но это сейчас было не важно.
Потому что передо мной стоял он. Тот, кем пугают детей, к кому посылают в сердцах и от кого исправно откупаются кровью.
Каждый год, в одну и ту же ночь осеннего равноденствия, когда ночь только готовится растянуться на долгие двенадцать часов, а свет еще равен тьме, каждый человек, почитающий заветы предков, обмазывает дверной косяк входной двери кровью. Куриной, овечьей или бычьей. Любой.
Главное, чтобы она была еще теплой, совсем недавно выпущенной из жил. Живой.
Ночь Илхайм, ночь почитания Полуночного Барона, прошла три дня назад. Кровь на дверных косяках была еще совсем свежей, не впитавшейся полностью, не ставшей темными разводами на растрескавшемся дереве как напоминание о принесенных жертвах.
Три дня назад в домах всю ночь не горел свет, а жители города, как один, скрывались в своих постелях, в нетерпении ожидая наступления утра. Ровно три ночи назад Барон прошел по земле.
И что он делал сейчас здесь, в небольшом городе на самой границе? Атар-эль ничем не выделялся среди прочих городов.
Так почему в эту ясную звездную ночь Барон оказался именно здесь, именно в этот час, именно на этой улице? На моем пути.
– Теплая, – резко сменив тон, с неожиданной нежностью протянул он, принюхиваясь. – Живая.
Лицо его, бледное и изможденное, с заострившимися высокими скулами и посеревшими от боли впалыми щеками, вдруг оказалось совсем близко, а в глазах белым светом разгорался суженный до предела зрачок.
– Красивая.
Я отпрянула совершенно непроизвольно. Просто очень хотелось, чтобы горячее дыхание, в котором почему-то отчетливо чувствовался запах дыма, не касалось моего лица.
– Куда же ты?
Рука, ухватившая меня за запястье, была холодной, и пальцы – длинные, сильные, совершенно ледяные – чуть подрагивали.
Возможно, именно этот намек на его слабость дал мне силы сопротивляться, и пнула Барона я с мстительным удовольствием, в которое мутировали отголоски моего страха.
Он вздрогнул, дернулся, но пальцы не разжал и на свободу меня не выпустил, со странной предвкушающей улыбкой прошептав:
– Дерзкая.
Дальше произошло что-то совсем уж невероятное и совершенно абсурдное.
Полуночный Барон дернул меня на себя, больно сжал подбородок пальцами, заставляя запрокинуть лицо, и накрыл мой рот губами.