Это же всего лишь учёба, заверяла я его, хотя на самом деле для меня она означала возможность найти путь к свободе.
Правда, отец видел меня в куда более подходящей, по его мнению, для девушки специальности, которой, как нам обоим было известно, я, скорее всего, и не воспользуюсь, но рассказать друзьям, что его дочка – будущий врач, отцу, несомненно, будет приятно. Он представлял меня в своих фантазиях студенткой медицинского университета и крайне разочаровался, когда я провалила вступительные экзамены на бюджет на выбранный им факультет. Дело здесь заключалось вовсе не в деньгах, а в факте того, что дочь Евстигнеева не стала лучшей. Планку во всех моих начинаниях он задавал самую высокую, и я должна была до неё добраться, если не хотела увидеть в его глазах очередное подтверждение бестолковости собственного пола.
Я находилась в настолько подавленном состоянии, доведённая до отчаяния его отношением к себе, которое резко ухудшилось после непоступления в мед, что в какой-то момент мне даже показалась здравой мысль признаться отцу, что я намеренно провалила экзамены, и попробовать поступить на следующий год. Но всё же я вовремя одумалась, осознавая, что медицина не моё призвание.
Его недовольство дочерью было настолько явным, а испытываемое мной чувство вины – острым, что я корила себя за проявленное своеволие, и это ещё больше развязало руки отцу в целенаправленном ущемлении моей свободы.
Почти весь первый курс я пыталась доказать отцу, что он не прав и я верно выбрала для себя специальность, но мои успехи в учёбе не производили на отца какого-либо впечатления, смягчить его удалось, лишь согласившись встречаться с Игорем.
В моей голове никак не складывались мотивы и побуждения родителя, отчего он считал, что знает лучше меня, как мне жить, почему вдруг решил, что специалист из меня выйдет никудышный, чем он руководствовался, желая отдать меня замуж за Лебедева?
Со временем я начала ощущать себя его атрибутом, который лишь дополняет Владислава Евстигнеева, но не является самостоятельным существом, имеющим чувства, желания и уж тем более собственные мозги. Поэтому он не считался со мной, ведь голова не будет задаваться вопросом о том, почему рука или нога не слушается. Такого просто не может быть.
Подобное отношение к себе я воспринимала как нечто естественное, привычное, ведь иное мне было неизвестно. Моё заблуждение развеялось после того, как отец привёл в наш дом новую жену с ребёнком от её первого брака.