Грэм обхватывает меня за бедра, приподнимается на колени и оттягивает меня назад, пока полностью не входит в меня.
С терпеливым Грэмом покончено. Сейчас рядом со мной комок эмоций, врывающихся в меня с нетерпением и гневом. Сейчас его интересует развязка, а вовсе не я, и это именно то, чего я хочу.
Я со стонами встречаю его толчки, надеясь, что он не осознает, что остальная часть моего существа отключена от процесса. Через некоторое время оказывается, что мы уже не стоим на коленях, а лежим, и он всем своим весом прижимает меня животом к матрасу. Он сжимает мои руки, вцепившиеся в простыни, и я расслабляюсь, когда он издает стон. Я жду, когда он наполнит меня надеждой.
Но этого не происходит.
Вместо этого он выходит из меня, прижимаясь к моей пояснице. Затем стонет в последний раз, уткнувшись мне в шею. Я чувствую, как он касается моей кожи, теплый и влажный, потом скользит по моему бедру и извергается в матрас. Неужели он только что… Именно так.
Он кончил не в меня. Слезы застилают мне глаза, я хочу выбраться из-под него, но он слишком тяжелый и все еще так напряжен, что я не могу пошевелиться.
Наконец я чувствую, что он расслабляется, и пытаюсь приподняться.
Он переворачивается на спину. Я откатываюсь от него и выдергиваю из-под себя простыню, чтобы вытереться. По щекам текут слезы, я сердито вытираю их. Я так зла, что даже не могу говорить. Грэм наблюдает за мной, а я лишь пытаюсь скрыть гнев.
И растерянность.
Грэм, конечно, мой муж, но сегодня он был всего лишь средством для достижения цели. И хотя я пыталась убедить его в обратном, он только что доказал это самому себе, не дав мне того единственного, чего я сегодня от него хотела.
Я не могу унять слезы, как ни пытаюсь. Натягиваю одеяло до глаз, а Грэм скатывается с кровати и хватает свои штаны. Мои беззвучные слезы сменяются рыданиями, плечи начинают трястись. Обычно я не веду себя так в его присутствии. Приберегаю это для долгих душей.
Грэм сдергивает с кровати свою подушку. Он выглядит так, будто разрывается на части: одна часть хочет утешить меня, другая, наоборот, на меня наорать. Злость берет верх, и он отступает к двери.
– Грэм, – шепчу я.
Мой голос останавливает его на полпути, он оборачивается и смотрит на меня. Кажется, он так обескуражен, что я даже не знаю, что сказать. Что мне жаль, что я хочу ребенка больше, чем хочу его? Не поможет, потому что это ложь. Ничего мне не жаль. Мне горько, что он не понимает, чем в последние несколько лет стал для меня секс. Он хочет, чтобы я по-прежнему хотела его, а я не могу. Секс и занятия любовью каждый раз дают мне надежду, что это тот самый единственный шанс из миллиона и я наконец забеременею. А потом те же секс и занятия любовью, которые дали мне надежду, приводят к тому, что надежда оборачивается отчаянием.