Несмотря на все достоинства учёности, вызывающей восхищение глубиной анализа – всё это суть «литература описательно-учебная». Толстовское слово схвачено и пришпилено к бумаге, как коллекционная бабочка булавками. Серьёзность очень полезна при колке дров, но нельзя «теорию» приконопачивать так жёстко. Трудно Толстого «накрыть учёным колпаком», ведь даже «учение» его – на самом деле, не учение, а… метод. Не то, что надо рассматривать, а то – чем смотрят.
Творение художественных образов предполагает разведение мысли по героям вплоть до взаимоисключающих высказываний. Для романа превосходно, но что делать господам трактовщикам? Как им опознать с достаточной степенью очевидности – за что сам автор? Обычно пытаются что-то объяснять из него самого, загнав все эти «странности» в «систему» Франкенштейновского вида, которая заведомо не складывается…
Ну, а какой метод, какое оружие выбрать нам? Как уже сказано – отвергнем сахарную вату предумышленных обобщений, так милых обладателям врождённых спекулятивных способностей.
Но… придётся применить «цитирование по площадям», и по двум причинам: чтобы подчеркнуть значение «чужих» хороших мыслей и показать, что их можно применить не для валяния снежного кома нового «объяснения», а как логические борта для отскока биллиардного шара догадки. Не для повторения чьего-то мнения, а как смысловой факт, из которого делается свой (!) вывод! Изготовление «мысли» – такая же работная штука, как любое ремесло. Только невежды полагают, что она берётся ниоткуда, без добротного припаса и инструментов.
Мы же не разъяснять…. Нам бы «только спросить» у Льва Николаевича… насчёт «косьбенного дела». Попробуем довериться Толстому в нашей охоте. Сдаётся, что он лучший проводник, чем казалось.
Все источники цитат совершенно доступны. Они без указания страниц, с прямым умыслом – «помочь» дотошным читателям, в случае проверки ими «подноготной», прочесть поневоле возможно больше. Цитаты порой сокращены, без угрозы смыслу, с тем, чтобы выделить главную мысль, которая загораживается, уместной в авторском тексте, но излишней сейчас доказательностью.
Должно быть, современный читатель удивится тому, насколько широко обсуждался в обществе эпохи «зрелого» Толстого диковинный ныне вопрос об его… «уме».(!) Теперь об этом забыли. Вполне объяснимо: пока человек жив, неясен, как масштаб его величия, так, кстати, и уровень… незначительности. Известное с античности: «О мертвых – или хорошо, или ничего» как раз отображает меру посмертного достоинства. Вообще: одним слава, другим – хотя бы, молчание. Охотников критиковать Толстого, коротко говоря, поубавилось.