От Пасхи к Пасхе. Пособие по катехизации, или оглашению, составленное на основе многолетнего опыта в Феодоровском соборе в Санкт-Петербурге - страница 28

Шрифт
Интервал


Однако же, катехизатор, готовься к трудным вопросам: об исполинах из 6-й главы Бытия, о женихе крови из 4-й главы Исхода, об истреблении Иисусом Навином целых народов и о многом другом! И, в конечном итоге, к главному вопросу по теме: зачем нам Ветхий Завет?

Одновременно с Ветхим Заветом читается и Новый. Начинаем с синоптических Евангелий, отложив Евангелие от Иоанна на период тайноводства после Пасхи, куда, кстати, чтение четвертого Евангелия относит и церковный календарь. Синоптические Евангелия в принципе можно читать в любом порядке, например, начиная с самого короткого – от Марка. По их прочтении переходим к книге Деяний святых апостолов – о том, как рождался новый народ Божий и как Дух Святой дышал и должен дышать в нас, христианах, претворяя нас в Церковь.

План чтений предполагает, что каждую неделю катехумен прочитает посильную порцию Писания как из Ветхого, так и из Нового Завета, примерно по одной главе оттуда и оттуда.

2.2. Правило второе: участие в богослужении

2.2.1. Богослужение – явление реальности Церкви

Участие в богослужении в контексте катехизации направлено на то, чтобы открыть катехуменам реальность Церкви как собрания, соединенного в молитве «едиными устами и единым сердцем» (слова из Божественной литургии), собрания вокруг Христа, в Его невидимом присутствии (ср. Лк. 24:31).

Здесь зачастую происходит ломка негодных стереотипов и не соответствующих истине клише. Так, среди многих людей бытует представление о богослужении как о действе, смысл которого может быть доступен и ясен лишь немногим. Причина не только лингвистическая (малопонятность церковнославянского языка), но и шире – в том, что богослужение зачастую воспринимается исключительно как действо, в котором четко разделяется священное и профанное. Согласно такому восприятию, священники выступают в роли живых представителей или носителей священной реальности, к которой, так же как и они, принадлежат священные предметы, облачения, изображения, используемые в богослужении. Эта реальность «оживает» в соответствующих специфических движениях и действиях. Люди же, присутствующие на службе, – «профаны», которым всё открывается лишь в какой-то небольшой дозе, необходимой для личного морального утешения и душевного успокоения, в том числе не обязательно через доступность Слова, а, например, через красоту церковной музыки или приятный запах ладана. Встречается и более радикальное и, что удивительно, сознательное убеждение, согласно которому благотворное и целительное воздействие богослужения в том и заключается, что оно недоступно и непонятно. Недоступность же и непонятность тут понимаются как своего рода оболочка безопасности. Такое представление своими корнями также уходит в древность – в разных формулировках оно встречается у христианских писателей еще первого тысячелетия. Однако его никак нельзя признать изначальным, новозаветным, евангельским. Помимо явного привкуса языческого магизма, не кроется ли здесь завуалированное желание убежать от ответственности слышать, а значит, и слушать (в значении «исполнять») то Слово, которое обращено ко всем верным?