– Гарантии? – хриплый голос звучит словно набат в полной тишине.
Это мой голос? Это я сейчас спросила?
Я не знаю, почему я это спросила. Я убеждена, что они бредят, ведь мой брат умер. А если бы и был жив, я бы ни за что не отдала его этим нелюдям. Не отдала бы ведь?
Снова смех разрывает тишину. Им весело в то время, как я мечтаю просто не сойти с ума.
– Гарантии… нет, вы это слышали?
Они не могут успокоиться от ощущения безнаказанности и своей власти надо мной. А когда наконец замолкают, Лысый подходит так близко, что я чувствую его зловонное дыхание и мне едва хватает сил не морщиться от омерзения.
– Нет гарантий, кукла. Просто делай, что сказали, и будешь жить.
Киваю. Вновь и вновь, словно болванчик, киваю. Я готова на все, только бы уйти отсюда, лишь бы не видеть эти мерзкие рожи.
Псих грубо хватает меня за плечо и выводит за дверь. Вновь ведет по длинному коридору, подводит к одной из дверей.
– Там шмотки какие-то, надень. Причешись и все такое. Короче, приведи себя в сносный вид, – усмехается он, и я остаюсь одна.
Осторожно ступаю в маленькую комнатку, больше похожую на каморку. Стол, два стула, умывальник и окно. Настоящее окно, откуда струится солнечный свет. Плевать на всё. Нужно собраться и поскорее выйти из этой тюрьмы.
На стуле вечернее платье на бретельках, явно мне не по размеру. Черные лодочки на шпильке, немного тугие, но и на это совершенно плевать. Расческа, на которую я смотрю с таким видом, будто вижу впервые. На голове колтуны, расчесать которые очень сложно и больно, потому что меня так часто таскали за волосы, что каждое движение гребнем отзывается дикими невыносимыми страданиями. Но я как проклятая деру слипшиеся от крови волосы и в конце концов кое-как заплетаю их в косу.
Касаться лица тоже больно, особенно носа, но вода словно живая, смывает грязь и кровь, принося немного облегчения. Разбитые руки после воды тоже более-менее сносны. Пока еще синяки не так страшны, через пару дней я наверняка не смогу спокойно на себя смотреть. Впрочем, главное, чтобы я вообще могла смотреть, спокойно или нет – дело уже десятое.
На столе косметичка, внутри остатки чьей-то дешёвой косметики. Первым делом хватаю зеркальце и чуть не кричу от своего отражения. Губы разбиты и вздуты, под глазами два синяка, нос распух, кожа лопнула на месте удара. Из рассечённой брови струится тонкая струйка крови, корки размокли от воды и теперь сочатся сукровицей.