Но вот насколько идиот, понимаю лишь на финише, когда среди других инструкторов замечаю и Сашу. Картина маслом. Я весь в соплях и грязи. А над моими «успехами» ржет весь взвод. Сплевываю. Падаю и, перевернувшись на спину, гляжу на пролетающие мимо облака.
– Эй, Орленок! – ложится рядом Жданов.
– Чего?
– Ты с Быстровой каждый день в учебке зависаешь…
– И?
– Может, в курсе, что ей нравится? Ну, ты понял…
– Нет. Что я должен понять?
Металлический вкус крови во рту становится сильнее. Я сплевываю на сырую после дождя землю.
– Трахнуть я ее хочу, вот что! А чтобы к ней подкатить, надо знать, что ей нравится. Сечешь?
Желание вломить этому придурку просто невыносимое. Но, во-первых, за такое можно загреметь на губу, а во-вторых, меня могут вообще нахрен выгнать. Допустить такое я не могу. А потому лишь закусываю щеку, отчего вкус крови во рту становится вполне реальным. Если бы я сплюнул сейчас – слюна была бы розовой. Но главное, я молчу. Перекатываюсь на бок, упершись рукой в землю, встаю и иду прочь, хотя Жданов что-то зло орет мне в спину.
«Может, у меня и впрямь какая-то «необычная психологическая устойчивость»?» – впервые приходит в голову, но в ту же секунду я переключаюсь, не успев додумать эту мысль до конца.
Что ей нравится… Что ей нравится?
Ей нравится сладкое, но почему-то она пьет ужасный черный, как ночь, и горький, как слезы, кофе. Ей нравится Кант. Она сама так сказала, но, как вы понимаете, эта информация – хреновый плацдарм для подката, особенно когда ты сам этого Канта в глаза не видел. Точнее – не самого Канта, его труды! Ну, вы поняли…
Ей нравится гроза. Когда гром бабахает так, что стекла в окнах подпрыгивают. Это выяснилось, когда прямо во время нашего с ней занятия на базу обрушился ливень. Забыв обо всем, Саша подошла к окну, открыла его настежь и стояла так, в полупрофиль, кажется, вообще меня не слыша, пока стук дождя не стих. А еще ей нравятся васильки. Букетик с ними стоял у неё на столе. Цветы давно завяли, но она не спешила их выбрасывать. И время от времени поглаживала красивыми длинными пальцами поникшие лепестки.
На следующее занятие я впервые принес ей цветы.
Звонок домофона врывается в мои воспоминания непрошенным гостем.
– Па-па! – говорит Машка.
– Думаешь, уже освободился? – ухмыляюсь племяшке, иду в коридор и вывожу картинку на экран.