– Что это такое, луан про бан? – спросил брат.
– Это далеко, – ответила бабушка. – Там не так давно была война и людям было очень плохо. На них падали бомбы, как когда-то на нас, по квадратам, а еще их сжигали в лесах. Их леса называются джунглями.
– Как в «Маугли»? – удивилась Арина.
– Тогда почему нам про них рассказывают? – снова спросил брат. – Это же страшно.
Арина внимательно посмотрела на бабушку.
– Потому что мы тоже должны знать, когда другим людям плохо, – ответила та. – Потому что помнить об этом – это то, что делает нас людьми. И еще потому, что, если бы они не устояли, скорее всего война снова пришла бы к нам.
– На них тоже напали немцы? И на Маугли? – Брату неожиданно показалось, что все стало ясным, прозрачным почти до боли. – И они снова убивают евреев?
Бабушка покачала головой.
– Тогда наша дорога туда? – спросила Арина. – И там тоже идет снег?
– Нет, – ответила бабушка, снова задумавшись, как-то беспричинно отвлекшись. – Наверное, там никогда не бывает снега.
Скрипнула дверь; вошла мама.
– Выключите это немедленно, – сказала она. – И так голова болит, а тут еще эта бредятина. Что там еще? О чем вы говорили?
– Когда папа приедет, – полувопросительно-полуутвердительно ответил брат.
«Он почти всегда так делает, – подумала Арина, – он ее боится. А я не боюсь».
– О дороге, о снеге, о севере, – ответила она отчетливо, посмотрев маме в глаза, стараясь подражать ясному голосу радио. – О хомяках, о змеях, о джунглях, о луан пробане.
– Восхитительно, – сказала мама, бросив на бабушку взгляд, полный сердитости, без слов, Таким взглядом она смотрела на Арину, когда та клала локти на стол или когда, не разуваясь, вбегала в комнату, оставляя за собой почти невидимую полоску следов. – Значит, у нас тут политинформация. Я просто счастлива за моих детей. Именно для этого я их и рожала. Если останешься до вечера, можем вместе включить «Голос». Может, для разнообразия, узнаешь хоть слово правды. Хотя бы из общего любопытства. Пока нас всех еще не посадили в дурку.
Мама развернулась, почти на кончиках пальцев, выпрямив спину, молча, и вышла из комнаты.
Бабушка села на стул, на секунду опустила голову, ссутулилась, потом посмотрела прямо, расстроенно, тяжело.
– Они бомбили нас по квадратам, – сказала она. – Мы знали по шуму взрывов, если это было не в нашем квадрате. И тогда не прятались. Был голод, вы же знаете, очень хотелось есть. Все умирали. Нас вывезли по льду. А потом, когда мы вернулись, половины дома уже не было.