Надо выручать Люду.
– Учти, я делаю это не ради тебя. Только из-за Артёма, которому в родительницы досталась идиотка, – решилась я. – Проваливай домой, а я попытаюсь поговорить со Скворцовым.
– Он дал понять…
Конец фразы потонул в захлебывающихся рыданиях.
– Истерику выключила. – Я поднялась, подала подруге руку. – Ничего не обещаю, но постараюсь помочь.
– Ты лучшая, – всхлипнула Люда и громко высморкалась.
От туалета до кабинета всего десяток метров, но мне они показались бесконечностью. Я шла по пустому коридору как на каторгу, ибо не представляла, как оправдываться в косяках подруги.
«Она не хотела»? Ага, чисто случайно опустилась перед вами на колени, чтобы расстегнуть ширинку. Так сказать, не удержалась на ногах и рухнула лицом в ваш член. Как-то само по себе получилось. Упс.
«Она озабоченная, у неё и справка есть»? Назревает логичный вопрос: зачем держать эту извращенку в приличном коллективе?
«Она осознавала, что вытворяет, но теперь раскаивается»? Ну-ну, раскаивается из-за того, что маневр не удался.
Любой из вариантов звучит отвратительно.
Да и черт с ним.
Я робко постучалась и заглянула к Скворцову. Тот стоял вполоборота к двери, всматриваясь в горизонт. Хороший все-таки вид открывается из его окна – на низенькие гаражи промышленной зоны и бескрайнее полотно шоссе. Облака опустились так низко, точно пытаясь накрыть город. Нависли над домами белоснежным пухом.
– Разрешите?
– Угу.
Даже не обернулся. Вообще ни единого движения, будто окаменел. Пришлось выдавить из себя:
– Не выгоняйте её, она ошиблась и очень раскаивается.
– Арина, дайте я сам буду принимать кадровые решения, – ответил Скворцов устало.
Черт. Звучит логично. Кто я такая, чтобы запрещать директору службы увольнять подчиненного? Не много ли возомнила о себе девочка категории «подай-принеси».
– Что ей сделать, чтобы остаться? – я попыталась зайти с другой стороны.
Максим Степанович невесело усмехнулся.
– Ей – ничего. Она уже всё сделала.
– А кому? – уцепилась я за уточнение «ей».
– Ну… Если станцуете стриптиз на столе – я её оставлю.
В оглушительной тишине было слышно, как жужжит вентилятор в ноутбуке. Максим Степанович повернулся ко мне на пятках. Неторопливо, словно в замедленной съемке. В глазах цвета горького шоколада плясали дьяволята. На тонких губах играла издевательская ухмылка. Одна бровь была насмешливо приподнята.