– Да, – кивнул Хьюго. – То есть, нет. Неважно. Вы говорили о книге.
– Девятнадцать строк и двадцать девять знаков в строке. Это сколько получается? Не смейтесь, Хьюго, с таблицей умножения у меня проблемы.
– Что вы, Мария, я не смеюсь, я тоже не умножу в уме!
Он вытянул из кармана телефон и нажал нужные клавиши. Быстрее было бы посчитать на калькуляторе, лежавшем в нижнем ящике, но пока достанешь…
– Пятьсот пятьдесят один, – сообщил Хьюго. – Ну и что?
– Сколько в книге страниц?
– Не знаю… – растерялся Хьюго. Что-то около пятисот пятидесяти, он считал, но наверняка сбился. – Пересчитать?
– Да, пожалуйста, – кивнула Мария и немного отодвинулась, чтобы не мешать Хьюго листать страницы.
Одна, две, двадцать, пятьдесят, сто… Легко ошибиться, когда на тебя смотрят черные глаза, в которых… Он не хотел знать – пока не хотел, – что скрывалось в глазах девушки. Триста двадцать… Четыреста пятьдесят…
– Пятьсот пятьдесят три, – сказал Хьюго.
Мария взяла книгу из его рук, открыла на последней странице.
– Здесь еще три полные строчки и пятнадцать знаков на неоконченной.
– Хотите, я подсчитаю?
– Да, – нетерпеливо произнесла Мария. – Мне кажется, я знаю результат, но вы перемножьте.
Почему-то Хьюго был уверен, что Мария действительно знает, сколько в книге знаков. Если она интуитивно…
– Триста четыре тысячи восемьсот пять, – сказал он. – Не так много, вообще-то. Примерно семь с половиной листов. Небольшой роман. А книжка толстая… Мария, что с вами?
Девушка сидела, закрыв глаза и шевеля губами. Пальцы она сцепила так, что побелели костяшки. Хьюго подумал, что Мария молится, он услышал что-то похожее на «Libera me Domini…». Наверно. Почему бы ей не быть набожной, она итальянка, они все католики, но почему Мария именно сейчас решила читать молитву?
– Это… потрясающе, – сказала девушка, открыв глаза и сразу переменившись.
Хьюго молча ждал.
– Я специалист по истории религий, – будто извиняясь, произнесла Мария. – Сама католичка, мы с мамой ходим… ходили в церковь каждое воскресенье, когда мама была жива. Сейчас я редко… как-то так получается… разве что на концерты в Миланском соборе, я там слушала Реквием Верди, это было в последнем году прошлого тысячелетия.
– Девятьсот девяносто девятом?
– Нет, – Мария бросила на Хьюго недовольный взгляд. – В двухтысячном, конечно. Я не принадлежу к тем гуманитариям, которые уверены, что нули в конце числа означают новое тысячелетие.