Прошла примерно неделя. Мои занятия с мальчиками проходили замечательно. Я попросила, чтобы для нас купили три большие доски, наподобие мольбертов, много карандашей и красок. Я сказала мальчикам, что рисование – это очень личный творческий процесс, и в нём самое главное – отразить свой внутренний мир, в который лучше никому постореннему не вмешиваться. Мол, рисуйте всё, что вам заблагорассудится, и как угодно, ведь самое главное в изобразительном искусстве – свобода самовыражения. И дети моментально вняли моим наставлениям и с удовольствием самовыражались, сожалея, что нельзя так же поступать на других уроках…
И вдруг опять пропали деньги, меньше чем обычно, но было очень неприятно, что это случилось при мне. Хозяин вызвал меня в кабинет и спросил: «Какие у вас предположения? Что удалось узнать за это время?». Очень хотелось ответить: то, что меня здесь ненавидят, хотят от меня избавиться любой ценой, пугают, могли покалечить или даже убить. Но я этого не сказала, а спросила в лоб: «Чем болеет ваша дочь?». И, к своему удивлению, получила такой же прямой ответ: «революцией». И Владимир Прохорович подробно рассказал, что его дочь – террористка, пока только по своим убеждениям, а не по конкретным поступкам. Но её несколько раз задерживала полиция, многие её друзья кто на каторге, кто в тюрьме, кто ждет суда.
В первый раз её арестовали в семнадцать лет, и на свободе она осталась, как сказал Колыванов, «благодаря вашему батюшке, царство ему небесное». А потом, когда мой отец уже не служил в полиции, Антонину её отцу пришлось два раза выкупать. Но долго так продолжаться не может, рано или поздно (скорее рано) она совершит то, что называет настоящим делом, и окажется на каторге, а, возможно, и на виселице.
Владимир Прохорович рассказал, что Тоня рано, в пять лет, осталась без матери. Её воспитывала сестра отца Клавдия Прохоровна. Что он сам уделял ей мало внимания. Сыновья тогда уже повзрослели насколько, что можно было их привлекать к работе в семейном бизнесе, и они всегда были рядом с отцом, а Тоня была вдали. Я слушала несчастного отца и думала о том, как похожи наши с Антониной судьбы. Мы обе остались без матери примерно в одном и том же возрасте, нас обеих воспитывали тётки. А отцам было не до нас. Только отец Антонины увеличивал свой капитал, а мой должен был просто прокормить семью. И, в отличие от дочери Колыванова, я не думаю, что настоящее дело убивать людей, а, наоборот, стараюсь предотвращать любые преступления и наказывать совершивших их… По крайней мере, содействовать этому.