А где-то есть жизнь под № 2 - страница 25

Шрифт
Интервал


После этих слов, почти мольбы, резко стихает снежная круговерть, и небо просветляется. Вот только Марк Самуилович по-прежнему никак не реагирует ни на появление и речь Анны, ни на изменение погоды. Разве что чуть приоткрыл глаза, из-под век которых смотрит незрячесть. Теперь она падает на колени и обнимает обутые в летние сандалии ступни старого психиатра. Деревянная «Г» с перекладиной сильно заскрипела, а из ее горла вырвался протяжный звук, больше напоминающий волчий вой, в котором услышались звериная боль и безысходное отчаяние. Смысл данной нечленораздельности улавливается – похоже человек стоит перед чем-то неизбежным, отдаляющим его от Бога. А значит, сулящее вместо благости испытания. И именно последнее определяет всю нашу земную сущность – как мы умеем, все-таки, преодолевать то, что чужой волей ниспослано нам.

И сейчас в Анином затуманенном сознании замелькала детальность своего пребывания в районной психбольнице и плюсом рассказ Корнилова о том далеком кошмарном и ничем неоправданном преступлении молодого


Марка, с его последующей, якобы, внешней благочестивостью. Словно эти две сюжетные линии рано или поздно обязательно должны были пересечься, и никак иначе. То есть снова возникает та пресловутая «чаша весов», на которых взвешено «добро и зло». Но работает ли здесь математика, где нельзя адекватно оценить «грех и искупление»? Кажется, такое просто невозможно никогда.

С подобными мыслями и наступило пробуждение Анны Юрьевны Заболотной….

–– «–

Как бы очнувшись, увидела себя в том же сидячем положении на диване. По щекам текут слезы. В кабинете главврача никого. Сколько прошло времени с момента внезапного засыпания – ей неизвестно. Но кажется совсем немного.

И сразу обращает внимание, что у нее, по-замужнему, на пальце кольцо, которое никак не снимается. А пока возилась с ним, стараясь избавиться от такого «подарка», открылась дверь и на пороге возникает фигура Корнилова.

– Ну, Аннушка, понравился сон? Пора тебе уже принимать единоличное решение по поводу нашего дражайшего Марка Самуиловича, – сказано тоном, не терпящим какого-либо возражения.

– А куда он делся? – следует встречный вопрос, хотя у собеседницы совсем пропало желание интересоваться судьбой этого человека, особенно сейчас.

Но она опять, похоже, не сильно вольна поступить так, как, например, в эту секунду считает нужным – взять и, оттолкнув в сторону этого, кто стоит на ее пути, постараться все же сбежать, растворившись в ночи. А в итоге лишь покорно и соглашательски кивнула Дмитрию Терентьевичу, ожидающему ответа.