Макс резко повернул руль, стараясь избежать столкновения. Правое колесо попало на обледенелую обочину, машину занесло, она потеряла управление и на полной скорости врезалась в дерево.
Скрежет сминаемого металла, удар и… мертвая тишина.
Мгновение Адам сидел неподвижно, в глубоком шоке. Затем вдруг осознал, что не слышит дыхания Макса. Он попытался нащупать пульс, в ужасе понимая, что это уже бесполезно, что случилось непоправимое.
«Он умер. Мой друг и учитель – мой отец – умер. И все из-за меня».
Адам издал крик, похожий на вой раненого зверя.
* * *
Когда подъехали патрульные машины, Адам все еще бился в рыданиях.
Мальчишки, хоть и потрясенные случившимся, сумели объяснить, как все произошло.
Старший из полицейского наряда торопился покончить с писаниной.
– Вы не знаете его ближайших родственников? – спросил он.
– У него есть жена. Лиз. Они живут в нескольких кварталах отсюда. Я могу дойти пешком.
– Может, вас подвезти?
– Нет, сержант, спасибо. Мне надо собраться с мыслями.
* * *
Лиз мужественно встретила трагическое известие. Сказала лишь, что не должна была разрешать мужу садиться за руль.
– Но ведь он такой упрямый! Ты же знаешь!
Она взяла Адама за руку и горячо сжала ее.
– Приходится привыкать к тому, что такое иногда случается.
«Да, – отрешенно подумал Адам. – Но почему именно с Максом? С этим святым человеком? Это несправедливо!»
Лиз позвонила своей ближайшей подруге, и та с готовностью вызвалась побыть с ней, пока Адам займется организацией похорон. Поскольку речь шла о дорожной аварии, то сначала надо было дождаться результатов вскрытия.
В шесть часов позвонил Эли Касс из пресс-службы университета и спросил о некоторых деталях, необходимых ему для того, чтобы отправить сообщения в «Бостон глоб» и некоторые информационные агентства. Эли был рад, что есть человек, который мог уточнить список ученых наград Макса Рудольфа.
– Декан Холмс говорит, что Нобелевская для него была лишь вопросом времени, – заметил он.
– Да, – машинально ответил Адам. – Его можно назвать ведущим иммунологом мира.
В гостиной сидели Лиз и семейный адвокат Морис Отс.
– Я бы не стал так скоро говорить о завещании Макса, – словно извиняясь, сказал тот, – но дело в том, что он категорически не хотел, чтобы на похоронах звучали какие-нибудь речи. По сути дела, он вообще не хотел никакой панихиды. Во всем остальном завещание очень простое. – Он помолчал, потом, глядя на стоящего в углу высокого доктора с бледным лицом, добавил: – Вам он оставил свои золотые часы на цепочке.