Я вцепилась зубами в кулак. Нет. Этого не может быть. Я что-то не так поняла. Нет!
– Миледи? – Голос Николаса донесся словно сквозь вату.
Я подняла взгляд от прыгающих строчек. Лицо Николаса плыло, и сам он шатался.
– Миледи, что с вами? – Он подхватил меня под локоть, повлек куда-то. Я бездумно перебирала ногами, так же бездумно позволила усадить себя в кресло. Под носом возникло что-то жутко вонючее, я подпрыгнула.
– Убери эту гадость!
Откуда Николас взял нюхательные соли? Я никогда их не держала, потому что не падала в обморок. И сейчас не упаду. Еще не хватало: лишаться чувств из-за чьей-то злой шутки.
– Что с вами? – Николас присел напротив, встревоженно заглядывая мне в лицо. Коснулся моих пальцев – руки у него оказались неожиданно горячими. Хотя нет, это мои холодные.
Я заглянула в подпись. Сэр Грей. Да, старый друг моего отца. Я плохо его знала: у начальника столичной стражи было много забот, и он редко появлялся у нас —разве что в нашем особняке в столице. Впрочем, и тогда он со мной почти не разговаривал, оно и понятно. О чем нам с ним было разговаривать?
– Сэр Грей, – я сама не узнала своего голоса, – приносит соболезнования по поводу гибели папы.
– О господи! – выдохнул Николас. Лицо его посерело, и я на миг испугалась, что сердце у старика не выдержит. Сорвалась с кресла, пытаясь усадить его. Он отмахнулся.
– Как же так… Он же… мы же…
Николас вырастил моего отца и прошел с ним всю войну – предыдущую войну, с Ландернау, которая закончилась четверть века назад. Я снова сунулась в письмо – едва ли стоило изводить столько бумаги и чернил только для того, чтобы выразить соболезнования. Наверняка там есть подробности.
Но почему мне не написала мама? Или Эдвард – ведь к нему перешел титул после смерти отца? Я сглотнула горький ком, не сразу решившись читать дальше – вдруг там не только о папе? Следующие несколько абзацев мне пришлось перечитать три раза.
– Он пишет, что папу убил Рик… Ричард Мортейн.
Этого не может быть. Просто не может быть. Я схожу с ума. Николас пошатнулся, вцепившись в спинку кресла. Я испугалась за него.
– Сядь, – бесцветным голосом произнесла я.
– Негоже мне…
Я рявкнула:
– Сядь, я сказала!
Грудь словно сдавило ледяным обручем, отчаянно не хватало воздуха – так, что темнело в глазах и кружилась голова.