Тут в кабинет плеснули из ведра. Для пробы. Монахи разом повытаскивали из-под широких одежд оружие, но вдруг скисли, засомневались. Обенаус не видел, что творилось за дверью, но там что-то такое показали обратьям-телохранителям. Эдакое, серьезное, убедительное. Те разом и присмирели.
– Дикость, варварство! – бушевал Гийо. – Барон, вы когда-нибудь видели, чтоб так обходились с дипломатом?!
Обенаус простодушно улыбнулся.
– Да ни разу в жизни, дорогой Пакситакис. Вы чуть-чуть не успели показать.
Когда хорошая охрана расступилась, он еще имел удовольствие видеть, как покаянского дипломата за руки и за ноги тащили по лестнице.
– А-а! – вопил Гийо, – знаю я, чьи это проделки! Вас подставили, идиоты муромские!
– Каки таки проделки? – прогудел предводитель ряженых. – Закон Заповедный справляем. Ты давай того, поаккуратнее, т-твое просветление! Ишь какой неслушный…
А потом добавил, умница:
– Еттого, со шпажонкой, – тоже в бочку.
– Так мокрили уже, – сказал кто-то.
– Разве? Когда?
– Да поутру. Господин барон… это. Кавальяк выставляли. Предводитель ряженых почесал затылок.
– Кавальяк? Ну и чего? Пущай с попом побарахтается. Тудысть!
– Хлипкий он какой-то.
– Ничего. Не застудится, – ухмыльнулся Егудиил. – В бочке, почитай, вода уже святая!
Ряженые обидно захохотали. А Гийо, бултыхаясь в бочке под водосливом, лишь скрипел зубами. До него начало доходить, как тонко Обенаус все рассчитал и как изящно себя освободил: ни одного из участников опознать невозможно. Сколько сейчас ряженых в Муроме… И еще учел Обенаус, что ссориться с посадником Покаяне вообще ни к чему. Поскольку на носу война с Поммерном. Умен, пес. Ловок, шельма. Но ничего, ничего, ничего. Теперь против этого барончика ополчится весь Орден сострадариев и вся Пресвятая Бубусида. А уж проконшесс-то Гийо постарается…
– Шпагу, шпагу не отбирайте, – вдруг заволновался обрат Сибодема. – У барона то есть.
– А пошто?
– Иначе война будет! В виде боевых действий.
Ряженые опять захохотали.
– А если со шпагой макнем, война будет?
– Нет, наверное, – с умудренностью сказал Сибодема. – Только насморк.
И шумно высморкался. У него сильно чесалось под мокрой рясой, но он героически не чесался на виду у муромских дикарей. А то возомнят о себе несусветное.