Еще мостовой старшина должен посматривать, не тонет ли кто спьяну-сдуру. После Иванова дня такое могло случиться запросто. И на этот злополучай к опоре каждого муромского моста был ялик казенный причален, а при ялике полагалось держать двух матросов, трезвых и здоровых.
Тимофей грозно перегнулся через перила.
– А ну! Спите, шельмы?!
Спасатели встрепенулись.
– Не, дядько Тимофей! Да ни в одном глазу. Мы службу знаем! Вы чо?
Но один как бы невзначай сунул руку за борт, а потом лицо протер.
Тимофей усмехнулся. Ребята здоровые, молодые. А по молодости сон сильно забирает. Дремали, конечно. Да ладно, ночь спокойная. С вечера только один скампавей и прошел. То был «Ежовень» стоеросовский.
Шибко гребли мужики Стоеросовы. Такие буруны развели, что ялик закачался. Оно и понятно – удирали. Тимофей, конечно, записывать не стал – чего бы мурмазей не натворил, он остается мурмазеем, а со своих не берут, – только крикнул:
– Эй! Надолго уходишь, Палыч?
Свиристел глянул снизу и рукой махнул.
– Да пока посадника нового не выберете.
– Это надолго, значит, – кивнул старшина. – Тихон сидит крепко. Ну, добрый вам путь!
– И вам счастливо оставаться, – усмехнулся Стоеросов. – Деритесь поменьше!
И уплыл. Едва ли не через полчаса после Стоеросова проплыли скампавеи с родичами усопшего диакона, якобы догонять, но те гребли потише. Не слишком-то им хотелось настигать буйного Свиристела. Да и по Агафонию не очень убивались, поелику тоже не ангел был. Так, обычай справляли.
А потом река долго оставалась пустой и развлечений для Тимофея не предоставляла. Уже за полночь на восьмивесельном баркасе куда-то по своим делам отправился посольский дьяк Палатцев. Еще через час вернулся.
Тимофей оживился.
– Чего хмурый такой, а, Кирилло Васильич? – крикнул он.
Дьяк с досадой крякнул.
– Протест везу дипломатический. Самому посаднику.
– Во как! А от кого?
– От Покаяны. Охламоны какие-то в посольство вломились.
– Да ну! Во двор или в хоромы?
– В самое что ни на есть нутро.
– Ого!
– Мало того что вломились, неприкосновенного посла во двор выволокли, да в мокрую бочку посадили.
– Этого, Гнильйо?
– Этого, этого.
– Вот здорово, – изумился Тимофей.
Дьяк так не считал.
– Кому здорово, а мне теперь расхлебывать эту бочку. Ты же слыхал, в устье Теклы люминесценций целый флот держит. А вдруг тот Гийо после бочки расчихается?