I
Шло время… На улице уже стемнело, когда рейсовый автобус остановился возле обозначенного места. Обозначенным местом являлась остановка, где стояла частично деформированная металлическая конструкция, походившая больше на открытую будку. А для ожидающих автобуса и то было ладно: лишь бы было где спрятаться от дождя или холодного ветра. А ветрам здесь одно раздолье – поля да сквозные леса.
Из остановившегося автобуса вышли двое: Илья и Николай. Дул ветер, а ветер в мороз, как-никак, ужасное и нестерпимое дело – даже зимняя одежда казалась сквозной. Хорошо, что деревня находилась рядом.
Что представляла собой деревня, трудно было сейчас сказать. Что можно увидеть в темноте, когда светило всего-навсего три уличных фонаря? Да и не до того сейчас: скорее бы в тепле оказаться.
– Проходи, проходи первым, – предложил Илья другу, как только они оказались в сенях дома.
Друзья вошли в большой дом.
Он состоял из узкой, но длинной прихожей, в которой оказываешься сразу, войдя из сеней, и двух больших половин – комнат, что по левую и правую стороны от прихожей. Левая половина дома служила хозяйственной; здесь, в этой комнате, служившей и кухней, и столовой, стояла выбеленная большая русская печь. Правая половина дома служила горницей, комнатой отдыха.
Николай, войдя в дом, первым делом ощутил сухой печной жар, который сразу тяжело стал действовать на его восприимчивый организм. К жаре в деревенском доме Николай привыкал тяжело, отчего он казался вялым и несловоохотливым. Создавалось впечатление, что он был не рад своему пребыванию в гостях. Этим встревожились старики, хозяева.
– Он у нас городской, к деревенскому быту не приучен, – сказал Илья старикам и спросил: – Так ведь, Николай?
– Так, так. Просто у вас тут очень жарко натоплено, а я жару переношу плохо.
Тревога, необоснованно появившаяся в стариках, скоро сменилась на спокойствие и прежнее радушие.
– Вот ты каков, – говорил старик, дед Ильи, когда собрались все за столом. – Илья-то про тебя нам все уши прострелял. Вот, значит, каков друг Ильи.
– Чем я такой особенный? – спросил Николай и пробормотал: – Друг как друг…
– А не скажи ты мне, – не дал договорить ему дед, – за такую дружбу можно и многое отдать без сожаления.
Николай улыбнулся. Илью охватила вдруг смущённая гордость. Не знаю, что в том важно: смущение или гордость? Чем вызвано его смущение? Или смятение? Бог знает, не своя душа – потёмки. По крайней мере, оно ничего не значило для стариков, которые, собственно, и не заметили во внуке той кратковременной особенности.