Что для вас тиреоидит Хашимото? Для меня это было выпадение волос, усталость, тревожность, мерзлявость и забывчивость (тот самый печально знаменитый «туман в голове»), а потом – боль и онемение в обеих руках.
Для кого-то тиреоидит Хашимото – это несколько выкидышей, лишний вес, от которого невозможно избавиться диетой и тренировками, депрессия, запоры, годы разочарований.
Для других – бледная кожа, преждевременное старение, летаргическое состояние, отсутствие мотивации, малоподвижность.
Я подозреваю, что моя жизнь с тиреоидитом Хашимото, как и у многих из вас, началась задолго до диагноза, который мне поставили в 2009 году.
Первые определяющие моменты в развитии болезни, скорее всего, случились, когда я училась на старшем курсе Иллинойского университета. Из-за жизни в общежитии (и весьма небрежного отношения к гигиене, характерного для большинства студентов) я часто болела стрептококковыми инфекциями горла и даже подхватила мононуклеоз, инфекцию, которую вызывает вирус Эпштейна – Барр (ВЭБ), считающийся триггером для многих аутоиммунных заболеваний. Я пропила немало курсов антибиотиков, делала прививки от гриппа (возможно, именно из-за них я заразилась ВЭБ), а также принимала противозачаточные, чтобы смягчить боль при месячных.
Мне кажется, этот «коктейль» оказал значительное влияние на мою микрофлору кишечника и, соответственно, иммунную систему – о том, почему это так важно, вы узнаете из следующих глав.
До середины первого курса колледжа я была «жаворонком», которому хватало всего шести-восьми часов сна. Я просыпалась энергичной и готовой встретить новый день.
Но вот после одной особенно сильной болезни горла я просто перестала высыпаться вне зависимости от того, когда ложилась спать! Однажды я на полчаса опоздала на экзамен, начинавшийся в 8 утра, потому что проспала шестнадцать часов подряд (а всего-то ведь прилегла, чтобы немного вздремнуть, вчера в четыре часа дня).
До этого я была отличницей, но в том семестре едва сумела сдать экзамены. Разочарованная, я все лето после первого курса ложилась спать в девять вечера, но просыпалась в час, а то и в два часа дня совершенно разбитой.
Через несколько месяцев моя потребность в сне все-таки уменьшилась, но до конца я восстановиться так и не смогла – мне теперь требовалось спать гораздо больше, чем до перенесенного мононуклеоза.