На некоторое время в кабинете воцарилось молчание. Потом директор вновь закашлялся.
– Юлия Александровна, Юля, Вы знаете, как я к Вам отношусь. Уже давно…, чего греха таить, Вы мне нравитесь. Я бы мог, наверно, встать на вашу защиту перед вышестоящими органами, если бы Вы…, – голос директора приобрел елейные мурлыкающие нотки. – Скажем так, при определенных условиях.
– Что вы имеете в виду? При каких таких условиях?
– Ну вы же взрослая девочка, должны понимать.
В следующий момент в кабинете возникла какая-то кутерьма, потом грохот падающих вещей, громкий шлепок, и раздался визгливый голос директора.
– Дура! Я к Вам со всей душой.
– Спасибо. Мне не нужна Ваша душонка, ни вся, ни частями. Вы, Юрий Юрьевич, подлец, – резко ответила Юлия, и Петрашов услышал ее решительные шаги, приближающиеся к двери.
Бежать было некуда, и он прижался к стене. Дверь распахнулась, и из нее вышла Юлия. Ни секунды не задумываясь, она присела за секретарский стол, что-то быстро написала на лежащем там чистом листе.
– Заявление на столе. Можете не волноваться. Никто на Вас, как Вы выражаетесь, из-за меня больше давить не будет, – громко сказала она и быстро вышла в коридор.
– Вот дура, – из кабинета, приглаживая на голове редкие волосы, появился Юрий Юрьевич.
Левая щека его горела багрянцем. Почувствовав, что не один в приемной, директор оглянулся. Прижавшись спиной к стене, у двери стоял Николай.
– Петрашов, ты? Ты что здесь делаешь? А ну-ка марш в класс.
Николай никак на его слова не отреагировал. Он стоял и смотрел на Юрия Юрьевича. В глазах его смешалась ненависть и презрение.
– Я кому сказал, марш в класс!
Петрашов сжал пальцы в кулак и подошел к нему вплотную.
– А Вы подонок, Юрий Юрьевич. Подонок!
– Что ты себе позволяешь, – отшатнувшись, выкрикнул директор.
– Подонок, – повторил Николай.
Он медленно пошел вон из приемной.
– Завтра чтобы без отца в школе не появлялся, – ударили ему в спину слова директора, перед тем, как он вышел в коридор. Но ему на это было наплевать.
* * *
Утро наступило быстро, словно его ветерком нагнало. Темнота, затушив звезды, уступила место цвету серому. Вскоре небо на востоке зарозовело. Разгораясь, рассвет раскрасил его в алое, и вот уже восходящее солнце плеснуло своими первыми лучами на ровную, почти зеркальную гладь моря, которые живыми, едва дрожащими и почти ровными линиями убегали к горизонту.