– Приказываешь, – вздыхает она тихо.
– Это одно и то же.
Тая вздыхает ещё раз и наконец-то прикасается ко мне губами. Легко. Почти воздушно. Но я не даю ей отстраниться – целую так, что даже немного забываюсь.
Она сидит смирно, как овечка. Руки крестиком на коленях. И губы – неподвижное надгробие в усыпальнице фараона. Ну, ладно. Над этим мы тоже ещё поработаем. А сейчас прочь, прочь отсюда!
Тая
От его поцелуя горят губы. И после тёткиной встряски хотелось спрятаться в его объятиях. Прикоснуться руками к груди. Или волосам. Погладить виски, пройтись подушечками пальцев по шее. Это впервые. Но, может, потому что он за меня заступился? Встал на мою защиту? Я не хочу назад. В удушливые стенания тётки. В маленькую квартирку, где прожито семь лет.
Нехитрая арифметика: шесть лет с родителями, шесть – в детском доме и дважды в разных семьях, где я, как капризное тепличное растение, прижиться не смогла. И семь лет с тётей Алей. Не самые худшие годы. Это правда. Несмотря на все её тычки и шпильки. Но однажды чаша терпения переполняется.
– Мы можем заехать дом… – я осекаюсь, понимая, что должна отвыкать называть эту квартиру домом, – к тётке? Надо вещи забрать.
– Плюнь на одежду. У тебя будет всё, что нужно, и даже больше.
Он красиво ведёт машину. Уверенно. И снова эти шикарные ухоженные руки. Так и тянет потрогать.
– И всё же я бы хотела забрать кое-что. Там мой ноутбук. Книги, конспекты… Сессия начинается. В общем, даже если операция «выйти замуж» закончится через неделю, я хочу забрать самое главное. Чтобы не возвращаться. «Никогда больше» – мысленно. Зарекаться, конечно, не стоит. Но я всё же надеюсь.
– Мотю и Хрюна заберёшь? – в уголках его губ прячется улыбка. Впечатлила я его таки своим плюшевым зоопарком.
– Моти давно нет. Потерялся однажды. А Хрюн живёт и здравствует.
– Тогда нужно обязательно ехать. Выручать верного стража твоей… хм… целомудренности.
Он посмеивается. Пусть. Можно потерпеть. Тем более, Эдгар делает это не зло.
– Ты не переживай. Мы как раз успеем. Машиной быстрее. А тётка пока доберётся до дома. Если она домой, конечно.
– Я похож на того, кто переживает? Да пусть твоя паучиха хоть ковром дверь заплетёт, мы заберём твои вещи.
И так решительно он это говорит, так воинственно каменеет его челюсть, что я невольно смеюсь. В одном мне повезло несомненно: он тот, кто не даст меня в обиду. А я его извращенцем величала. Даже стыдно. Но это от незнания.