«Линкольн» был припаркован у места для лагерного костра. Никто не видел, как Умберто положил в багажник мой старый рюкзак и церемонно открыл заднюю дверцу.
– Я хочу сидеть впереди. Можно?
Он неодобрительно покачал головой, но все-таки открыл правую дверцу:
– Я знал, что без нее все пойдет не так.
К слову, тетя Роуз никогда не настаивала на соблюдении формальностей. Хотя Умберто был в доме чем-то вроде дворецкого, она всегда обращалась с ним как с членом семьи. Впрочем, он свое место знал четко. Приглашение сесть с нами за стол всякий раз натыкалось на его озадаченно-корректный взгляд, словно для Умберто оставалось непостижимой тайной, как это возможно – хозяйка настойчиво просит, но отчего-то не получает желаемого. Он всегда ел на кухне, и даже раздраженное «Иисусе сладчайший» не могло убедить его сесть за стол с хозяевами, хотя бы в День благодарения.
Тетя Роуз привычно списывала особенности поведения Умберто на европейское воспитание и не упускала повода поднять тему тирании, свободы и независимости, всякий раз заканчивая лекцию направленной в нашу сторону вилкой и безапелляционным:
– Вот почему на каникулах мы не поедем в Европу, особенно в Италию. И никаких разговоров!
Лично я была уверена, что Умберто предпочитал есть отдельно, потому что питаться в одиночестве ему было приятнее. Он наслаждался на кухне итальянскими операми, вином и выдержанным пармезаном, а мы – тетка Роуз, я и Дженис – без конца пререкались и пикировались в продуваемой сквозняками столовой. Будь у меня возможность, я бы вообще просидела на кухне всю свою жизнь.
Проезжая темную долину Шенандоа, Умберто рассказал мне о последних часах тетки Роуз. Она умерла мирно, во сне, прослушав вечером своего любимого Фреда Астера, одну потрескивающую пластинку за другой. Когда отзвучали аккорды последней песни, она встала и открыла застекленные двери в сад, чтобы насладиться ароматом жимолости. Она стояла там с закрытыми глазами, и, по словам Умберто, длинные кружевные занавески трепетали вокруг ее иссохшего тела, словно она уже стала бесплотным духом.
– Правильно ли я поступила? – тихо спросила она.
– Конечно правильно, – дипломатично ответил Умберто.
Уже в полночь мы подъехали к теткиному дому. Умберто предупредил, что еще днем Дженис вернулась из Флориды с калькулятором и бутылкой шампанского, однако это не объясняло присутствия второго спортивного автомобиля, припаркованного прямо перед входом.