Она сморгнула, и паб вернулся в фокус, обретая резкость и реальные, яркие краски; осталась лишь киноварь – пятно крови на белой рубашке. Филипп улыбался – легкой счастливой улыбкой посреди окружающего его разрушения, и от этого зрелища Габриэль ощутила одновременно восхищение и легкую дурноту.
Он напоминал ей солдата в увольнении, не привыкшего к мирному существованию и переносящего опыт боевых действий на реальную жизнь… или попросту сбежавшего пациента психбольницы со склонностью к немотивированной агрессии.
Ах, нет, вполне мотивированной. Сначала подарить людям мотив врезать ему по морде, а потом с радостной улыбкой до ушей разбираться с последствиями.
Ничего удивительно, что у него пальцы ободраны.
Она одним глотком допила эль и потянулась за бутылкой рыжего.
Надо же, Black Label. Чудненько.
– Брейк! – объявил знакомый голос рядом с ней, и Филипп рухнул на стул, вытирая тыльной стороной ладони кровь с лица. Сложно было сказать, куда он дел свитер, но рубашка лишилась половины пуговиц, и, присмотревшись, Габриэль с упавшим сердцем поняла, что ей не почудился тот самый мазок алого. Несмотря на окрасившую белую ткань кровь, глаза МакГрегора сияли радостным возбуждением, таким, что Габриэль и сама невольно почувствовала прилив адреналина.
– Фил! Стой! – выпалила она, когда он вновь поднялся. На самом деле Габриэль понятия не имела, как его остановить: по решительному виду МакГрегора стало ясно, что он твердо намерен принять дальнейшее участие в побоище.
– Ты против? Но они сами начали. – Филипп остановился на полпути и обернулся к ней с искренним недоумением. Секундное непонимание на его лице тут же сменилось кривой, слегка надменной усмешкой, вызвавшей у Габриэль смутное ощущение, что ее только что как-то незаметно оскорбили. В чем состояло оскорбление, она сказать не могла, но МакГрегор тут же прояснил, иронично поинтересовавшись: – Или ты собираешься воззвать к моему милосердию и состраданию?
Ах, вот оно что.
Габриэль недобро сощурилась и прошипела:
– Какое, к черту, милосердие?! Но мы и так уже разнесли полпаба! А будет еще хуже!
– Я знаю, – пожал плечами Филипп. Почудившееся ей было презрение исчезло; его губы тронула почти невольная улыбка, которую Габриэль сразу же отнесла к категории опасных, противовес серой мути, в которой она тонула еще совсем недавно. То ли уже на охоту вышел, то ли просто зубы скалит, предупреждает, что лучше его не трогать…