Экзамены Казанцев сдавал вместе с подвижным чернявым юношей, обладателем очень звучного имени и не менее вычурной фамилии – Гремислав Мунивердич. Он происходил из знатного далматинского рода, перешедшего на службу России ещё во времена Екатерины Великой. Все его дальние предки были моряками, но последние три поколения, начиная с прадеда, сменили профессию на сухопутную, став военными медиками. Отец Гремислава Светозар Мунивердич был известным хирургом, доктором медицины и директором Морского госпиталя в Санкт-Петербурге. Как и в случае с Казанцевым, в семье Мунивердичей желание юного Гремислава стать морским офицером поначалу не одобрили. Оба его старших брата к тому времени уже были студентами Военно-медицинской академии, и, казалось бы, сам Бог велел ему идти учиться туда же. Но младший заупрямился, и его родители скрепя сердце согласились. Вероятно, вспомнив, что их предок Любомир, чей парадный портрет висел в гостиной их дома, во время Первой Архипелагской экспедиции был отважным корсаром на русской службе. Он совершал лихие набеги на турецкие города, захватывал купеческие суда и участвовал в знаменитом Чесменском сражении. От адмирала Спиридова он получил наградную саблю, а от матушки-императрицы Екатерины – медаль с изображением горящих турецких кораблей и лаконичной надписью «Былъ». В 1774 году, после окончания той знаменательной войны, Любомир Мунивердич вместе с семьёй переехал в Россию. Он остался служить в Балтийском флоте и вышел в отставку при Павле Первом, дослужившись до звания капитана бригадирского ранга. Сабля и Чесменская медаль с тех пор хранятся как семейные реликвии. На юного Гремислава они произвели столь сильное впечатление, что он твёрдо решил пойти по стопам своего пращура.
В Морском корпусе к обладателю столь экзотических имени и фамилии сразу же приклеилось множество прозвищ: Мундель, Гремислон, Гремизвон, Грехослав, Грехомундич, Му-Неверный и несколько других, совсем неприличных. Но он в силу своего характера не обижался, а наиболее языкастым сотоварищам отвечал тем же – придумывал им прозвища и сочинял язвительные эпиграммы. Мунивердич обладал чувством юмора и был не лишён поэтического дара, хотя сам скромно называл своё сочинительство «стихоплётством».
Помнится, как-то перед входом своего приятеля в класс Казанцев громко объявил с трагическими интонациями в голосе: