Когда посещение заканчивалось, меня раздевали и обыскивали на незаконную контрабанду. Эти несколько минут были очень унизительными. Я возвращался в камеру и рассматривал всё, что принесла моя семья. Я радовался, как ребёнок в рождественское утро. У меня хватало еды, сигарет для себя и для обмена с другими заключёнными.
Помню, как меня назначили проверять, нужна ли заключённым туалетная бумага и прочие санитарные принадлежности. Был один испанский парень по имени Хавьер. Он был настоящей шпаной, косящей под гангстера. Как-то он обратился ко мне с просьбой:
– Привет, Портер. Дай-ка огоньку, чтобы я мог выкурить сигарету.
– Извини, приятель, ничем не могу помочь. У меня нет спичек.
– Дай мне грёбаную зажигалку, братан.
– Давай договоримся сразу: я ни хрена тебе не братан.
Тут меня позвал Галлен:
– Заканчивай, Пит. Через десять минут погасят свет.
– Да, сэр, сейчас.
Хавьер предпринял последнюю попытку:
– Давай, Портер. Помоги мне.
– Серьёзно, парень, я не собираюсь ночевать в одиночке из-за зажигалки.
Я завалился в койку и начал раскладывать пасьянс. Через пару минут я услышал крик Торреса:
– Отключаем свет через пять минут, осуждённые.
Я ненавидел, когда произносили это слово – «осуждённые». Оно меня чертовски злило. Я всё время успокаивал себя, что я не осуждённый. Но опять же мне приходилось всегда думать как осуждённый, пока я находился в заключении. У меня действительно не было другого выбора. Я часто думал о следующих словах: «Человеком управляет не насилие, а дистанция, которую он готов пройти». Во время полицейской карьеры и позже в тюрьме я научился контролировать свой страх. Он мог меня убить. Но я превратил его в оружие и поэтому остался в живых. Это не значит, что в тюрьме я не боялся. Боялся. Но я должен был сдерживать страх и никогда никому его не показывать. Или, по крайней мере, умереть, пытаясь его спрятать.
Прямо перед тем, как Торрес собирался погасить свет, – бац! – раздался резкий звук, похожий на выстрел. Я подошёл к двери. Мак уже был у своей.
– Что, чёрт возьми, это было, Мак?
– Понятия не имею, братан.
Свет во всём блоке погас. Мы погрузились в полную темноту. Тут издалека донёсся крик: «Помогите! Я сейчас сгорю!» Галлен и Торрес бросились к одной из камер. Это был Хавьер. У него были сильные ожоги лица и шеи. Офицеры не смогли сразу до него добраться, так как замки всех камер были заперты. Я слышал, как Галлен спросил Хавьера: