– Светлана, дочь Божья. Заходи, – сказал Афанасий и перекрестил ее.
– Я рожаю! – орала покрасневшая Светлана Геннадьевна с широко расставленными ногами.
Афанасий посмотрел на пузо, перекрестил и его и ушел вглубь церкви.
Тут-то вера Светланы Геннадьевной подкосилась, точно, как и колени. Она упала на сено в углу зала, спугнув обедающую им козу. К роженице мигом подоспела Юлия, молодая и плечистая монахиня.
Обычно девушки до двадцати переезжали из деревень в крупные города, но Юлия не знала, что так было можно. С пеленок ей предрекали два пути: В церковь или в проститутки на трассу, как тетя Зина.
– Свет, сможешь встать? – спросила Юлия.
– М-а-а-а-а-а-а!
– Поняла.
Юлия взяла ее на руки и отнесла к алтарю, где батюшка проводил службу. Она положила роженицу на землю и побежала в хлев, где взяла старую ванну, в которой хранился овес для скота, и притащила к Свете. По пути схватила ведро в шкафчике под умывальником и направилась к колодцу. Тем временем батюшка кружил над роженицей и что-то шептал с поднятым к потолку носом.
Сначала маме не хватало сил на слова. Все тратилось на процесс выталкивания из себя ребенка, а алфавит сократился до протяжных: у, а и ы. Всего раз она матюкнулась, но батюшка стукнул ей крестом по лбу и продолжил шептать.
– Быстрее! – вопила мама.
– Тороплюсь насколько могу, – крикнула Юля, выливая очередное ведро ледяной воды в ванну.
– Батюшка, помогайте-е-е… А-а-а… – мама разрыдалась.
– Свет, прекрати! – наказала монашка. – Батюшку нельзя отвлекать. Он готовится принять душу от Бога и поместить её в ребёнка.
– Я не могуэ-э-э…
– Терпи. Иисус терпел, и ты терпи!
– В жопу Иисуса… А-а-а! Он лезет!
Батюшка вдруг зарядился. Он оттолкнул подбегающую монашку с ведром так, что та отлетела на добрый метр. Батюшка взял роженицу за подмышки и закинул в ванну.
– Во имя сына твого и имени твого! Благословляю тебя, новоприбывший в мир наш, займи тело это и будь рабом достойным отца свого.
Он пафосно раскинул ноги мамы и завопил:
– Тужься! Тужься! Создай же жизнь, как Бог твою создал, дитя!
Вырисовывалась интересная картина. Беременная женщина орала в ржавой ванне, наполненной ледяной водой и остатками корма для скота. Монашка валялась без сознания в раскорячку на скамье. Батюшка, от которого несло самогоном, на фоне покосившегося креста в разваливающейся церкви, что-то орал про Бога и тянул невидимый канат из влагалища роженицы, точно мим.