работающий тут (хозбанда). Обратилась к нему:
– Молодой человек, помогите, пожалуйста, донести
матрас до камеры.
Видно было, что он обрадовался обращению,
но посмотрел на сотрудника, спрашивая его
разрешения.
– Ну, что стоишь, бери два матраса, – приказал
ему сотрудник.
Парень все выданные нам принадлежности положил
на матрас, скрутил его в трубочку тоненько, завязал
простыней. Один закинул себе на плечи, другой под
мышку.
Опять идем по лабиринтам и выходим в длинный
коридор, с обеих сторон камеры. По ходу нашего
передвижения по коридору открывались глазные проемы
в дверях, и мужские голоса спрашивали нас: «Откуда
этап?» Мы не вступали в разговор. Позже узнала, что
в камерах заключенные в обязательном порядке следят
за движением в коридоре, для этого дежурят
поочередно возле дверей.
Нас привели в женский корпус. Расставили
к дверям соседних камер. Сначала завели Аню, потом
меня. Я зашла в камеру, дверь за мною захлопнулась.
Прокуренная камера, освещение плохое, в середине
длинный стол, за нею две смежных двухъярусных
кровати, по бокам тоже кровати. В камере много
женщин, и все уставились на меня. Посыпались
вопросы на тувинском языке:
– Откуда этап? По какой статье? Как звать?
Я отвечаю на русском:
– Меня из ИВС привезли, обвиняюсь по 105-й.
– А че, на русском-то отвечаешь, на вид вроде бы
тувинка?
– Я немного понимаю, но не умею разговаривать на
тувинском языке.
Отец говорил, что на русском языке больше книг,
больше информации, поэтому училась я в русском
классе. Тувинский язык в разговорной речи я знаю
и разговариваю, но более глубоко не понимаю. Кроме
того, каждый район имеет свой диалект языка. Если
не пойму слова и неправильно скажу, может
возникнуть конфликт, поэтому во избежание всего
сказала, что разговариваю на русском. Хотя это тоже
могло навести на неприязнь ко мне.
– Подельники есть?
– Да, есть.
Одна из заключенных женщин говорит, обращаясь к
другим:
– А, это о них говорили, бывшие менты
(сотрудники милиции) убили свою служанку.
– Мы никого не убивали!
– Все так говорят.
Думаю, что у меня будут проблемы: языковой
барьер; бывшая сотрудница (если учесть мою 6-
месячную практику в органах); социальный статус.
Они уже придумали, что служанку убили. Для них это
выглядит примерно так: люди из высшего общества
убили простую женщину из народа – такую как мы. Тут
что-то доказывать, бесполезно, они не поверят.