Тексты эти были знакомы ему с детства. Крестьянский сын в Тульской губернии не мог не быть христианином. Это как порты носить – принято. Впрочем, порты ещё и согревают да от царапин защищают, когда в лес ходишь или в поле работаешь.
Считалось, что в Священном Писании хранится вся истина, которая есть. Кто мы, откуда и куда идём. Как нам жить и как умирать. Ребёнком Микула хорошенько запоминал всё, сказанное в Библии. Среди сверстников ориентировался в ней лучше всех. Вообще, откровенно говоря, за ум его уважали и малышня, и старшаки. Даже кличка «Трёхпалый» не несла оскорблений, просто констатировала факт трёхпалости её носителя.
А в какой-то момент Микула стал задаваться вопросами. Например, почему поп с амвона говорит о вреде праздности, стяжательства, клеймит грехи и пороки, а сам вон какой толстый – идёт, и за версту слышно, как свистит тяжёлое дыхание, как скрипят суставы, негодуя от непомерной ноши.
В церкви, приходом которой было поселение у железоделательного завода, службы были устроены не так, как в Тульской губернии. Условно, здесь не было воскресений, когда все крестьяне приходят на службу, принося с собой гроши для умащивания духов и, главное, властителя душ – батюшки. Из-за того, что печи нельзя было загасить, отправив всех на выходной, на службу можно было сходить в любой полдень – в свой свободный день. Микула и ходил. Только свечей не возжигал, иную жертву не творил, да и креститься забывал. Когда-то он носил на шее крест, да что с того, ежели на половину слов, звучащих с амвона или речённых апостолами в Писании, у него были вопросы. А пока на них не было ответов, крест снял.
Пришёл и сегодня. Сразу после бани. Из которой вышел, наклонившись, как был – голый, вдел сырые ноги в старые лапти, отметил про себя, что неплохо бы обновить запас лыка, поскольку скоро понадобится новая обувь. Выгреб специально сделанными для этого узенькими грабельками мокрую солому, сгрёб в кучку у двери, открытую дверь зафиксировал камнем и пошёл в избу одеваться.
Оделся в своё: рабочие штаны и рубаху, которые уважал за прочность чёртовой кожи, надевать не захотел. Положил в карман кафтана несколько медяков – жалование на заводе платили даже крепостным, правда, много это или мало, Микула сказать не мог, сравнить было не с чем, да и незачем. Вышел на улицу, надел шапку и пошёл в церковь.