Проглотив ком в горле, со слезами на глазах и дрожащим от страха голосом Амет задала вопрос:
– За что я должна тебя простить, отец?
Вождь резко прервался на полуслове. Молчание окутало кине-рука. Амет медленно отходила назад, всё дальше и дальше от Циты, пока не упёрлась в стенку, где мгновение назад рассматривала живые цветы. Фигура вождя стояла застывшая, словно камень. Амет оцепенела от страха. Она не понимала кто стоит перед ней. Отец или его тень. Через силу она выдавила из себя шёпотом:
– Отец?
Цита стоял не пошевелившись.
– Прошу, не молчи…
Слёзы не переставали течь. Она чувствовала, как они жгли ей лицо. Ей казалось, что ничего страшнее она не видела в своей жизни. Любимый отец стоял недвижим, как камень. А его дочь не могла ничего сделать.
Амет почувствовала еле уловимый аромат. С каждым вдохом он усиливался и исходил от цветка, который привлёк её внимание. Повернув голову, она увидела, как пыльца, мерцая, плыла по воздуху прямо к ней. И с каждым её выдохом она рассеивалась, а со вздохом набирала количество пылинок и устремлялась вверх. Недолго думая, ахек глубоко вдохнула аромат и сорвала лепесток, который тут же превратился в пепел в её руке.
Вождь медленно поднял голову. И устремил свой взор, покрытый пеленой на неё. Амет охватил страх. Сердце начало учащённо биться от испуга. Холод пробежал по всему телу. В голову ударил резкий звон.
– Я не хотел, – начал Цита. Его губы шевелились в перебой со словами. Будто кто-то говорил за него:
– У тебя не может быть детей. Я тебя проклял. Но я не хотел. Я не мог. У меня нет этих сил, – Вождь говорил сбивчиво, словно собирал предложения по кусочкам, – я почитаю магию предков. Но я смог наложить проклятие. На тебя. На дочь. Я не знал. Я не хотел. Я не мог. Амет, прости меня, дочка, – с последними словами Цита будто оттаял. Подошёл к оцепеневшей дочери и было хотел протянуть руку к её побелевшему от страха, лицу, чтобы успокоить и унять боль, но что-то резко отдёрнуло его. Впервые за всё это время, Амет увидела в его глазах непреодолимую боль и отчаяние, которые словно пожирали его изнутри. Вождя что-то развернуло боком к дочери. Он сложил руки на груди крест на крест и повторив «Амет, прости меня, дочка», начал осыпаться чёрным прахом с макушки головы и до самого низа, пока полностью не превратился в пепел.