Записки на кухонном полотенце - страница 24

Шрифт
Интервал


Спали мы, как убитые, не слыша, как несчастные из соседнего купе колотили нам в стену всем, что подвернулось им под руку, чтобы уменьшить звук Гошиного храпа. Как ломилась в дверь проводница, устав от жалоб пассажиров и головной боли вызванной раскатами грома, несущимися из вверенного ей объекта.

Утром нас провожали овацией. Люди, оглушенные и деморализованные, вытирали слезы радости. Кто-то даже плясал.

Родной Саратов встретил нас порывами ветра, швыряющего в лицо клубы пыли и рваные пакеты. Гоша радостно улыбался и восторженно смотрел по сторонам, не замечая неудобств.

– Ну вот мы и на родине. Нюська, ты чувствуешь? – сказал любимый, тайком растирая рукавом слезу по чумазому от пыли лицу. – Воздух родной земли.

Я только закивала головой, выпутывая из волос подозрительного вида замасленную бумажку и борясь с хрустящей на зубах пылью. Но Гоша не видел заплеванного перрона, спящего у входа на вокзал вшивого бомжа и другой неприглядной истины. Он был дома. Он был в восторге.

Я прижалась к мужу и поняла, что тоже счастлива, еще не зная, что меня ожидает в ближайшем будущем.

Часть 9. Вот моя деревня …

Мне всегда интересно, кто дает название отечественным автомобилям? Ну вот подумайте, как можно назвать грохочущий и разваливающийся на ухабах сарай, полный болтов и шурупов, Газелью? Газель – грациозное животное, с которым поэты сравнивали восточных красавиц, а никак не этот рычащий, плюющийся выхлопными газами монстр. – О чем задумалась? – спросил муж, бодро подпрыгивая на рваном, протертом сотнями поп сиденье.

– Да так. Гош, долго еще? У меня все внутренние органы оторвались уже, наверное.

Газель тряслась и натужно ревела, рискуя развалиться на исковерканной ухабами дороге, но неслась вперед вопреки всем законам физики и здравого смысла.

– Часа полтора, думаю, – икнул благоверный и едва не свалился с сиденья, влекомый силой инерции. Скрипнули тормоза, и монстр замер возле чахлого леска.

– Сцыте, идите. Больше остановок не будет, – ощерился выглянувший в салон барыжьего вида водила. – Бабы влево, мужики вправо, – отдал он распоряжение и закурил прямо в салоне вонючую сигарету, разбавляя амбре выхлопных газов, которые почему-то поступали прямо в салон, вместо того, что бы искать выход наружу. Народ засуетился и, согнувшись в три погибели, двинул к выходу.