– Я согласен, – подняв голову, тихо сказал вор, придав лицу покорное выражение, чтобы скорее разговор завершить.
Незнакомец смотрел серьезно, взгляд такой, будто видит Ферзя со всеми его мыслями.
– Твой интерес будет учтен, – повторил вдруг чернявый. – Ты помнишь мои слова?
Вор кивнул, не скрывая любопытства.
– Знаю, – продолжал незнакомец, – почему из города свалить решил: некроза боишься.
Ферзь невольно потер впалую щеку, коснулся носа и отдернул руки, поняв, что такими жестами выдает себя.
– Нетрудно догадаться. – Чернявый оставался серьезным. – Предлагаю сделку. Я избавлю Москву от плесени, ты исполняешь, что скажут, но после…
Вор напрягся.
– Кто-то должен управлять городом.
Мысли в голове Ферзя понеслись, как стая панцирных волков за добычей, опережая одна другую.
– Смысл понятен? – спросил незнакомец.
– Отдашь мне город? – Ферзь растянул губы в кривой усмешке.
– Да. Про сделку никто не узнает. А вздумаешь финтить… – Незнакомец произнес последние два слова нарочито громко и повернулся лицом к знамени Замка Омега, висящему слева от Ферзя.
Полотнище на стене колыхнулось, затрещал кумач и сложился складками на полу. Вор увидал сидящих в соседней комнате Дулю и Болта. Оба ходили под Ферзем, но у себя на районах были людьми авторитетными. Смотрящий с бригадиром со связанными руками, как курицы на насесте, сгорбились на длинной лавке, по сторонам от них стояли два крепких человекоподобных мутанта с уродливыми лицами. Одного Ферзь признал – тот кляп у него вынул. В углу на табурете устроился одноногий пацан. Ссутулившись, он быстро чиркал толстым карандашом по светло-серому листу бумаги, прикнопленному к дощечке у него на коленях.
Грифель издавал неприятный, царапающий звук. Ферзь скривился – не иначе как протокольную запись строчит. Так только монахи поступают, запись потом в особую папку подшивают и сносят в архивную комнату, откуда при надобности сведения всегда поднять можно.
Вор опять взглянул на Дулю с Болтом. На их лицах было легко прочесть: погоди, выберемся – все братве расскажем. После такого обмана тебе не жить!
У него вдруг заложило уши, стало трудно дышать. Старая болячка напомнила о себе в неподходящий момент. Из глаз потекли слезы, а в желудке будто огненный шар взорвался. Ферзь согнулся пополам, обхватив себя руками, зная, что со стороны выглядит жалко, и глубоко задышал.