– Любовь выдумали поэты, и так как она мешает жить, то её надо выкинуть, – говорил докладчик.
Не только любовь к женщине, но и любовь к матери должна быть выкинута, а следовательно, должна погибнуть семья…
Нужно, чтобы литература пришла на помощь и умножила число свободных от любви людей…
От любви г. Зданевич перешёл… к башмаку.
– Мы утверждаем, что современный башмак прекраснее Венеры Милосской, – продолжал вещать ерундист.
Венера красива лишь потому, что нас научили этому…
В башмаке же есть красота идеи, свойственная всякой обуви.
Отделённые от земли подошвой, мы более свободны.
Докладчик так углубился, что коснулся даже… брюк.
– Почему мы заворачиваем брюки? Потому что презираем землю, а вовсе не из боязни их запачкать»[33].
Сообщалось, что «даже такой неисправимый декадент, как д-р Кульбин, и тот не мог сдержать смеха во время лекции»[34].
Термин «всёчество» обнародован в докладе не был, хотя некоторые газеты и процитировали лозунг докладчика: «Футуризм превзойдён, и мы основатели направления вполне самобытного»[35]. Сам Зданевич, уже после лекции, вновь сообщал Ларионову: «Это выступление – последнее футуристическое, ибо довольно, больше футуризм проповедовать нечего, [т. к. достаточно сделано в этом направлении]. Об этом я и заявил»[36].
Одновременно с подготовкой к докладу о футуризме в Петербурге Зданевич набросал первые черновики «Манифеста всёчества» и наметил основные принципы нового направления: полноту использования всех изобразительных средств, существовавших до сего дня, и вневременность и внепространственность искусства[37]. К осени идея проповедования всёчества созрела и утвердилась окончательно. Публичная пропаганда нового направления была начата Зданевичем в Москве лекцией «О Наталье Гончаровой и всёчестве» (5 ноября 1913 г.), приуроченной к закрытию выставки художницы.
Сразу же при провозглашении всёчества критика разразилась потоком обвинений его в эклектизме: «Футуризм отжил свой век, – комментировал лекцию Зданевича обозреватель газеты “Русское слово”. – Его сменило “всёчество”… Сущность последнего в том, что ни один момент искусства, ни одна эпоха не отвергаются. Наоборот, победившие время и пространство “всёки” черпают источники вдохновения где им угодно. Конечно, это “всёчество”, за исключением неуклюжего названия, просто-напросто – всегда существовавший эклектизм, но нельзя всё-таки не порадоваться тому, что варварски разрушительные тенденции футуризма отвергнуты ныне даже бывшими его адептами»