– Знакомый мой видел его позавчера на автовокзале, – вспомнил Валерий Тихоновский. – В очень дурацком виде, что самое главное!
Прояснилось из воспоминаний знакомого Валеры, что одет Колыванов был в спортивный трикотажный костюм, на голове имел тонкую фетровую шляпу, а ноги поместил в мягкие вельветовые тапки с пяткой и шнуровкой. Но, главное, в одной руке он держал блёклый алюминиевый бидон на пять литров. А в другой – свисавший почти до земли моток бельевой верёвки. Сел в автобус «Зарайск – совхоз «Денисовский». Вот до самой Денисовки поехал он или по дороге спрыгнул в любой деревне – не известно было никому. Спрашивали у жены. Она смеялась и говорила, что муж вообще перебрался в Москву. Устроился там в известный институт «Мосгосстройпроект» и скоро перевезёт в Сокольники семью. Так ему повезло.
– Значит, близко ничего инфарктного не было у Михаила. Жена бы тогда говорила и плакала. Так все женщины делают, – вслух подумал Дерябин. – А вот с головой что-то вполне могло стрястись. Ум да разум в его отделе запросто могли вытечь из башки. Сволочная у них работа. Придумывать современные Дворцы культуры или санатории-профилактории для текстильщиков – это тебе не пятиэтажку жилую слепить по трафарету общесоюзному. У него всё должно быть оригинально и неповторимо. С ума соскочить, короче, как не фиг делать. А там, по трассе к Денисовке областной дурдом как раз полкилометра занимает. А? Чего думаешь, Валера?
– Вот попал ты, Гена, прямо в тютельку! Ё-ё-ё! – изумился версии Дерябина
Валера Тихоновский. – В той стороне и деться больше некуда. Не в Денисовку же он переехал бобылём. Жена-то с сыном бродят в городе, не прячуся. Лица светлые, от тяжести какой-то избавленные. Значит, попал Миха в «дурку». Но, видно, не с самой тяжкой олигофренией, раз по хозяйственным нуждам выпускают его на пару часов. И то хорошо.
Через три рабочих дня весь большой «Гипрогор» обсуждал за чаем, который пили весь день, Колыванова Михаила, доведённого директором института и заместителями до паранойи.
– Она не излечимая и заразная, – говорили женщины.
– На любимую работу не вернут его, – сожалели мужики, поскольку был Колыванов человеком. Мало таких. Умный, честный, дружелюбный. А специалист – просто редкий.
– В дурдом, слышал я, не пускают посетителей. Кроме самой близкой родни, – говорил вахтер Петрович.