Малович сделал паузу.
– Я шмон на хазе реально делать не буду. Возьмёте все деньги полностью и отвезёте мужикам. А они заберут заявление. Напишут, что ошиблись. Что выпили с радости и забыли, куда их сами спрятали на обратной дороге. Бандитов несуществующих придумали, чтобы жены не подумали, будто они эти деньги спрятали от семей. А дома на трезвую голову нашли свёрток с деньгами в соломе на телеге под подстилкой, и всё стало хорошо. Заявление заберут, я сразу оформляю на вас довольно мелкую карманную кражу. Вы садитесь на полгода или получаете условно. Но вот, мля, попадётесь ещё раз хоть кому из наших, пришьём вам все «висяки» и «качаться» вам тогда, урки, по червонцу минимум. А «висяков» у нас достаточно». Всех бандюг в городе за месяц не переловишь. Ну, так что?
– Базару нет, начальник! – обрадовался «расписной. – Завтра все деньги будут в Янушевке. Отдадим колхозникам. Век воли не видать.
– А наказание от меня лично такое. Доставайте из своего схрона шестьсот семьдесят пять рублей. – Малович взял обоих за грудки. – И завтра я приеду к вам в адрес часам к десяти утра, сразу же рванём сюда с деньгами и оформим изъятие. Потом напишу, что вы их выдали при обыске добровольно и отдаю вас с этой благородной бумагой следаку Очкасову. Он учтёт добровольное признание, помощь следствию, напишет это и двинет дело в суд. Тогда увидимся через полгода. Или в этот же день. Если пойдёте по условному сроку. С раскладом таким согласны, фраера?
– Да! – дуэтом крикнули оба. – А бить больше не будете?
– Вы же нам навстречу идёте, – усмехнулся Александр Павлович. – Значит, не буду. Всё. Исчезли. До завтра чтобы всё сделали!
– Зуб даём, – ответили по очереди жиганы, получили пропуска на выход и как ветром их сдуло.
Десять дней быстро пробежали. Тех, которые грабанули колхозников, осудили, как и предложил следователь Очкасов в заключительной бумаге для суда – на полгода с отбыванием наказания условно, учитывая их активную помощь следствию и суду, а также чистосердечное раскаяние. Они после суда, откуда их сразу и отпустили отбывать срок условно, то есть жить дома, ждали Маловича с работы возле его двухэтажки, поскольку принесли «благодарственную». Ящик армянского коньяка и серое зимнее пальто из толстого мягкого рифлёного драпа с каракулевым воротником и каракулевой шапкой. На одежде были этикетки московской фабрики «Большевичка».