– Дрим, когда следующая? – спросил Том, высокий субтильный соло-гитарист.
– В четверг, записываться будем. Ты, кстати, в прошлый раз фирменную кассету обещал.
– Забыл! – Том хлопнул себя по голове, и тут же заорал вслед барабанщику:
– Монгол, стой! Кассету верни!
– Догоняй! – Монгол, не оборачиваясь, призывно махнул рукой.
– Ладно, пацаны. Бувайте. – Том побежал следом.
Барабанщик шел быстро, не притормаживая.
– Саня, подожди. Дрим говорит, что в четверг запись.
Монгол что-то буркнул себе под нос.
– Ладно тебе, не грузись. – Том, наконец, достиг своего стремительного товарища. – Все лажают, я вот тоже. Дома сто раз сыграешь, а на репетиции – ну как вырубает. Пальцы вроде помнят, а как думать начинаешь, – обязательно воткнешься не в тот лад.
– Та я не в обиде! – Монгол смотрел куда-то в сторону, явно стараясь, чтобы его голос звучал как можно бодрее. – Поначалу не получалось, а потом как-то… Достало. И Дрим тоже достал. Борзеет он, тебе не кажется?
– Все мы борзеем время от времени, – примирительно ответил Том. – Так мы к тебе за кассетой зайдем?
– Если найду.
– Я тебе дам – найду! Это лучшая кассета на районе! Италия!
– Шучу я. Дома лежит, на тумбочке. Ты, кстати, борщ будешь? Мамка сегодня наварила.
– Спрашиваешь?! – Том живо вспомнил мать Монгола, современную подтянутую женщину. С ней было всегда интересно поговорить на любую тему, но подлинное, глубокое уважение возникало к ней оттого, что всех вечно голодных друзей ее сына она сразу, без расспросов, усаживала за стол.
В желудке сразу заурчало.
Они уже подошли к подъезду, как вдруг со двора кто-то протяжно свистнул.
– Монгол!
Они повернулись. К ним шла компания пацанов. Троих, Мосю, Воху и Лимона, Том знал хорошо, с двумя другими просто здоровался.
– Здарова.
– Монгол, привет. Слышал? Наших на лагере опять… – Невысокий чернобровый Мося сделал характерный жест, стукнув кулаком в свою открытую ладонь. – Что делать будем?
– На Стекляшке?
– Угу. Гога звонил. Говорит, что сегодня опять придут. Обещали.
– Семечек дайте. – Лицо Монгола приобрело свирепый вид. Он почесал нос, и, оглядывая немногочисленное воинство, сказал с неподдельной обидой:
– Надо бы вломить, паца.
– Ясен пень. Для того к тебе и шли, – обыденно сказал Лимон, коренастый пацан с желтушного цвета лицом. В руке он подбрасывал тяжелый цилиндр с выемками под пальцы.