Солнце жарило во всю мочь. Цикады стрекотали так яростно, что казалось, будто ландшафт рассыпается в прах.
Ноам с непривычки обвязал голову носовым платком, защитил глаза ладонью, козырьком приставленной ко лбу, и то и дело останавливался, чтобы сделать глоток воды. По всей округе были разбросаны часовни, монастыри и обители, в которых почитали всевозможных святых. На горизонте бескрайний опаловый отлив окаймлял землю: там было море.
Измученный жарой, Ноам брел, взметая пыль. Опаленный солнцем кустарник не мог предъявить ни цветов, ни плодов. Сухие стебли желтой травы рассыпа́лись под ногами. А оливы, знаменитые оливы, которыми не одну тысячу лет славились эти места, утратили листву; их узловатые корявые корни готовы были вырваться из каменистой почвы и молили о капле воды.
Состояние реки опечалило Ноама: по дну пересохшего ложа робко сочился ручеек, оставляя по сторонам редкие лужицы, которые быстро испарялись.
Пик летней засухи?
Внезапно Ноам увидел пса.
Длиннолапый, поджарый, со свалявшейся шерстью, пес обнюхивал гадючий выползок в зарослях гариги, когда почувствовал на себе взгляд путника. Оглянулся. Глаза человека и собаки встретились.
Ноам медленно присел на корточки. Нескладный и веселый, пес медленно подошел враскачку, широко размахивая хвостом.
– Ну привет, дружище! – прошептал Ноам на забытом наречии, хорошо понятном псу.
В ладонь ему уткнулась теплая влажная морда. Ноам потрепал пса по спине, почесал ему грудь. Пес любовно вздохнул. Они обменялись долгим взглядом, будто после разлуки. Пейзаж исчез. Время остановилось.
– Ты один разгуливаешь?
Сморщив бархатный лоб, пес взглянул на Ноама и закатил глаза, отчего физиономия его сделалась печальной.
– Ты хочешь очаровать меня…
Обрадованный пес безудержно отдался ласкам, позабыв собачий стыд.
– Роки! – раздался хриплый окрик.
Пес с сожалением отпрянул от Ноама.
– Роки!
Пес послушно рванул на хозяйский голос к зарослям можжевельника и исчез.
Ноам так и сидел в оцепенении на корточках. Встреча с собакой оказалась для него важнее встречи с людьми.
Кто его приветил? Кто обрадовался встрече с ним? Искренняя доброжелательность сверкнула только в собачьих глазах.
Он пробурчал: «Ноам, ты кончишь мизантропом».
И побрел дальше. Мизантроп. Это слово его уже не пугает. Осуждает себе подобных лишь тот, кто ждет от них лучшего. Ненавидит людей лишь тот, кто их любит.