Мне нравилось копаться в себе, выворачивать наизнанку каждую деталь и вычищать все, что не укладывалось в общую картину. От этого процесса я получала сильнейшее удовольствие, не подозревая, что просто убегаю от собственных страхов – и от самой себя.
И чем больше я, как мне казалось, «разбиралась в себе и в вопросах своего предназначения», тем сильнее загонялась, тем сильнее пропадала в воспоминаниях о пережитой в слишком раннем возрасте клинической смерти. Все, что я видела тогда, не давало мне покоя. Я не могла просто принять фактор жизни как таковой, мне нужно было что-то большее. В конце концов мои отношения с самой собой стали настолько нездоровыми, что привели к попытке суицида. К счастью, я выжила, но в наследство получила сильнейший нервный срыв, курс приема антидепрессантов и психогенный тремор правой руки.
В тот период моей жизни я весьма плотно общалась с психологами и занималась постоянной саморефлексией и в результате смогла прийти к тому, от чего убегала многие годы, – к честным ответам на вопросы, касаемые симбиоза жизни и смерти. Я поняла, что клиническая смерть является событием слишком большого масштаба, чтобы оставаться просто частью моей биографии. Именно тогда я решила понять, что значит быть человеком.
Я занялась изучением «неопределенной определенности» смерти. Анализировала поведение людей, размышляла над такими понятиями, как «счастье» и «смысл жизни». Особое внимание уделила вопросам психических проблем современного общества.
И знаете что? Везде фигурировали страхи. Страхи упущенной возможности, своего нереализованного потенциала. Страхи перед своей жизнью, прожитой словно по какому-то чужому сценарию.
Я решила найти ответ на вопрос «Чего мы боимся?» и докопаться таким образом до самой сущности человека. Ибо, как я уже говорила ранее, наши страхи нас определяют.
Оказалось, что человек, будучи существом многогранным, боится многого. Например, он боится самого себя. Его пугают собственные ошибки, эмоции, чувства и реакции. Он страшится своей непредсказуемости, инфантильности и резкости. И своего спокойствия – тоже. Он боится быть несовершенным, неидеальным. Боится, что никто не оценит его по достоинству. Боится, что его никто не полюбит, что он не сможет полюбить себя.
Нам кажется, что родители и дети не понимают нас, при этом сами не принимаем себя такими, какие мы есть. Мы лишаем себя права надеяться на то, чего, по нашему мнению, никогда не сможем достичь. Боимся перемен. Боимся их отсутствия.